Доклад королю

Государь! Когда видишь, как эти приверженцы свободной торговли дерзко распространяют свое учение, как они доказывают, что право купить и продать истекает из права собственности, поневоле серьезно тревожишься насчет положения нашего национального труда. В самом деле, что делать французам со своими руками и способностями, когда они будут свободны?

Администрации, которую вы удостоили своим доверием, придется призадуматься над таким тревожным положением и поискать в своей мудрости какого-нибудь нового покровительства взамен прежнего столь скомпрометированного. Она предлагает вам запретить вашим верным подданным употреблять правую руку.

Государь, не обижайте нас и не подумайте, будто мы легкомысленно решились на новую меру, которая на первый взгляд может показаться слишком странной. Глубокое изучение покровительственной системы раскрыло нам следующий силлогизм, на котором она всецело основывается.

Чем больше работаешь, тем делаешься богаче.

Чем больше препятствий, тем сильнее работаешь.

Следовательно, чем больше препятствий, тем становишься богаче.

Что же такое на самом деле этот протекционизм, как не остроумное применение этого силлогизма?

Позволим такое предположение. Представим себе страну в виде какого-нибудь сложного существа, состоящего из 30 млн. ртов, а стало быть, из 60 млн. рук. Положим, что оно работает над стенными часами, рассчитывая променять их потом в Бельгии на 10 квинталов железа. А мы говорим ему: "Само приготовь это железо". "Я не могу, — отвечает оно нам, — это отнимет у меня слишком много времени. Я не приготовлю и пяти квинталов за то время, как сработаю часы". "Утопист! — возразим мы. — Потому-то мы и запрещаем тебе делать часы и приказываем приняться за железо. Разве ты не видишь, что мы создаем тебе работу?"

Государь, от вашей проницательности не ускользнет, конечно, что такое требование было бы равносильно тому, как если бы мы сказали: работай одной только левой рукой, а не правой.

Создавать препятствия, чтобы дать возможность расширить свой труд, ведь таков принцип отживающей теперь системы запрещений? Но таков же и принцип нарождающегося теперь нового запрещения. Государь, вводить такую регламентацию не значит вводить что-нибудь новое, а значит просто быть последовательным.

Что же касается до действительности этой меры, то она неоспорима. Правда, очень трудно, гораздо труднее, чем думают, работать одной левой рукой все, что привыкли делать правой. Вы убедитесь в этом, государь, если соблаговолите проверить нашу систему на каком-нибудь знакомом для вас деле, ну хоть на тасовании карт. Итак, мы можем считать себя счастливыми, что открыли для труда новое безграничное поприще.

Когда рабочие всякого рода будут принуждены работать одной левой рукой, то представьте себе, государь, какое огромное число их потребуется для того, чтобы удовлетворить совокупности всех существующих потребностей, предположив, что они не изменятся (так всегда поступаем мы, когда сравниваем две противоположные системы производства). Такой поразительный спрос на ручной труд непременно вызовет значительное возвышение заработной платы, и тогда пауперизм как по волшебству исчезнет из страны.

Ваше отеческое сердце, государь, возрадуется при мысли, что благотворное влияние нового закона распространится и на ту интересную часть великой семьи, судьба которой составляет предмет вашей усиленной заботливости. В самом деле, какова теперь судьба женщин во Франции? Дерзкий и огрубелый в тяжелых работах пол незаметно вытесняет их из всякой деятельности.

В прежнее время они еще получали кое-какие средства в конторах для продажи лотерейных билетов, но безжалостная филантропия закрыла эти конторы. А под каким предлогом? Чтобы сберечь, доказывала она, гроши бедняков. Но разве когда-нибудь бедняки получали на эти гроши такие тихие и невинные радости, какие скрывала для них таинственная урна фортуны? Когда бедняк, лишенный всех радостей жизни, откладывал каждые две недели свой дневной заработок, чтобы поставить его на счастливый выигрыш в лотерее, сколько прекрасных часов счастья доставлял он своему семейству! Надежда никогда не покидала домашнего очага. Мансарды преисполнялись иллюзиями: жена мечтала затмить своих соседок блеском своего туалета, сын грезил видеть себя тамбур-мажором, а дочь чувствовала, как идет она к алтарю под руку со своим суженым. А ведь стоит чего-нибудь и забыться в сладком сне!

О! Лотерея составляла поэзию бедняка, а мы вырвали ее из его рук!

Лотерея закрыта, но чем же заменить ее для наших бедняков? Табаком и почтой?

Табак, слава Богу, процветает благодаря утонченным привычкам, которые по примеру августейших особ так искусно восторжествовали среди нашей элегантной молодежи.

А почта!.. Мы ничего не скажем о ней — она составит предмет особого доклада.

Итак, что же еще, за исключением табака, остается для ваших подданных? Ничего, кроме вышивания, вязания и шитья — печальных средств, которые все более вытесняются варварской наукой, называемой механикой.

Но лишь только появится ваш указ, лишь только правые руки будут отрублены или связаны, все сразу изменится. В 20, в 30 раз большего числа вышивальщиц, прачек, гладильщиц, портних и рубашечниц недостанет для удовлетворения всех потребностей (Honni soil mal у pense!) королевства, предполагая, что потребление, согласно нашему способу рассуждения, не изменится.

Правда, холодные теоретики будут оспаривать это предположение, потому что платья и сорочки станут дороже. Но этот аргумент ничего не доказывает ни против работы одной левой рукой, ни против протекционизма, потому что самая эта дороговизна есть результат и признак того излишнего напряжения сил и труда, на котором в том и другом случае мы предполагаем основать благоденствие рабочего класса.

Да, мы рисуем себе трогательную картину будущего процветания швейной промышленности. Сколько движения! Сколько деятельности! Сколько жизни! На каждое платье понадобится 100 пальцев вместо 10. Вы не увидите тогда ни одной праздной девушки, и нам при свойственной вам, государь, проницательности нечего объяснять, к каким нравственным последствиям поведет эта великая революция. Не только увеличится число занятых делом девушек, но и каждая из них выручит больше, потому что их будет все-таки меньше, чем сколько потребуется, а если опять появится конкуренция, то уже не между девушками, изготовляющими платья, а между прекрасными дамами, которые их носят.

Итак, вы видите, государь, что наше предложение не только согласно с экономическими преданиями правительства, но и само по себе нравственно и демократично.

Чтобы оценить его последствия, предположим, что преобразование уже совершилось, и перенесемся мыслью к будущему; представим себе, что оно действует уже 20 лет. Праздность изгнана из страны, довольство и согласие, радости жизни и нравственность вместе с трудом проникли во все семьи, нет больше нищеты, нет больше проституции. Только потому, что одна левая рука неудобна для работы, явилось много нового труда, а с ним и достаточное вознаграждение. Все уладилось как нельзя лучше, и мастерские переполнились рабочими. Не правда ли, государь, что если бы тогда утописты вдруг потребовали свободы для правой руки, то вызвали бы тревогу по всей стране? Не правда ли, что такая реформа перевернула бы все вверх дном? Значит, наша система хороша, коли ее нельзя было бы уничтожить без страданий народа.