Жак Боном, винодел; Лясуш, сборщик податей.

— Вы заготовили двадцать бочек вина?

— Да, благодаря своим заботам и трудам.

— Потрудитесь отдать мне шесть бочек, и притом самых лучших.

— Как? Шесть бочек из двадцати? Боже мой! Вы хотите разорить меня. А позвольте узнать, для чего вам нужны эти бочки?

— Первую отдадут государственным кредиторам. Когда имеешь долги, то меньше всего приходится думать о процентах.

— Но куда ушел капитал?

— Это слишком долго рассказывать. Часть его пошла на приготовление зарядов, которые надымили-таки на славу. Другая — на жалованье тем, кто давал себя калечить в чужой стране, прежде чем опустошил ее. А потом, когда эти расходы привлекли к нам наших друзей-врагов, они не захотели покидать страну, не забрав денег, которые и пришлось занять.

— Ну а какую же имею я теперь выгоду от этого?

— Возможность сказать себе: как я горжусь тем, что я француз, когда гляжу на эту колонну.

— И чувствовать унижение, что оставляешь своим наследникам землю, обремененную вечным долгом. Ну что же делать? Приходится платить свои долги, как бы безрассудно ни растратили их. Хорошо, отложим одну бочку. Но куда же пойдут остальные пять?

— Еще одна бочка нужна на вознаграждение государственных чиновников, на покрытие расходов главы государства, на содержание судей, восстановляющих ваше право на земли, которые хочет присвоить себе сосед ваш; жандармов, которые охотятся за ворами и разбойниками в то время, когда вы спокойно почиваете; сторожей, оберегающих дороги, ведущие в город; священников, которые крестят ваших детей; наставников, которые их учат и воспитывают, и, наконец, вашего покорного слуги, потому что и он не станет же даром работать.

— Итак, услуга за услугу? На это нечего возразить. Положим, что я лучше бы сам сговорился со священником и школьным учителем, но не стану настаивать на этом. Отложим и другую бочку. Но до шести бочек еще далеко.

— Не думаете ли вы, что двух бочек много за ваше участие в расходах по содержанию армии и флота?

— Увы! Этого, пожалуй, и не много в сравнении с тем, чего они стоили мне, отняв у меня двоих нежно любимых сыновей.

— Но ведь надо же поддержать равновесие европейских сил.

— Эх, Боже мой! Равновесие осталось бы то же, если бы везде уменьшили эти силы наполовину или на три четверти. Но тогда мы сохранили бы наших детей и наши доходы. Для этого нужно только столковаться.

— Да, но что же делать, если никак не столкуются?

— Но это-то и изумляет меня, ведь все страдают от этого.

— Ты сам хотел этого, Жак Боном.

— Вы шутите, господин сборщик; разве я имею голос в собрании?

— А кого избрали вы вашим депутатом?

— Храброго генерала, который скоро будет маршалом, если Богу угодно будет продлить его жизнь.

— А на чей счет живет этот храбрый генерал?

— На счет моих бочек, как мне кажется.

— А что сталось бы с ним, если бы он подал голос за сокращение армии и вашего участия в ее содержании?

— Вместо того чтобы сделаться маршалом, он получил бы отставку.

— Понимаете ли вы теперь, что вы сами...

— Перейдем, пожалуйста, к пятой бочке.

— Эта бочка отправится в Алжир!

— В Алжир? А еще уверяют, что все мусульмане отличаются трезвостью, варвары эдакие! Я не раз сам задавал себе такой вопрос: потому ли они не знают медока, что они басурмане, или, что еще вероятнее, потому они и басурмане, что не знают медока? Но какую же услугу оказывают они мне взамен этой амброзии, стоившей мне таких больших трудов?

— Никакой, к тому же ваша бочка предназначается не столько мусульманам, сколько истинным христианам, которые постоянно живут в Берберии.

— Но что же они там делают, что могло бы быть полезно мне?

— Совершают набеги и в свою очередь страдают от них; убивают других и дают убивать себя; наживают дизентерии и возвращаются домой лечиться; устраивают пристани, прокладывают дороги, строят деревни и заселяют их мальтийцами, итальянцами, испанцами и швейцарцами, живущими на счет вашей и многих других бочек, за которыми я еще приду к вам.

— Помилосердуйте! Уж это слишком! Я наотрез отказываюсь отдать вам эту бочку. Всякого винодела, делающего такие глупости, в пору было бы отправить в Бисетр, в тюрьму. О, Боже! Прокладывать дороги в Атлас, когда я не могу отсюда тронуться с места! Строить гавани в Берберии, когда Гаронна день ото дня все больше мелеет! Отнять у меня моих любимых детей для того, чтобы мучить кабиллов! Заставить меня платить за дома, посевы, лошадей, которых отдают грекам и мальтийцам, когда вокруг нас столько бедняков!

— Бедняков? Да от них-то, от этих лишних людей, и стараются освободить страну.

— Благодарю покорно! Выпроваживать их в Алжир на капитал, который дал бы им возможность жить и здесь.

— Кроме того, вы закладываете там фундамент великой империи, водворяете цивилизацию в Африке и покрываете бессмертной славой ваше отечество.

— Вы поэт, господин сборщик, а я простой винодел и отказываю вам в этой бочке.

— Подумайте хорошенько о том, что через несколько тысяч лет вы вернете ваши затраты сторицей. Так говорят все, кто руководит этим делом.

— А пока они берут на покрытие издержек сначала одну бочку вина, затем две, три и вот в конце концов я обложен налогом в одну тонну! Я настаиваю на своем отказе.

— Теперь уже поздно упрямиться: ваш доверенный установил для вас сбор в одну тонну, или в четыре полные бочки.

— Да, что правда, то правда! Проклятая слабость! Мне самому казалось, что я поступал неблагоразумно, когда вверял ему свои полномочия, ибо что могло быть общего между военным генералом и бедным виноделом?

— Но общее между вами — это, как вы сами видите, вино, потому что вы добываете его, а он распоряжается им от вашего имени.

— Смейтесь надо мной, милостивый государь, я заслуживаю этого. Но все-таки будьте рассудительны и оставьте мне, по крайней мере, эту шестую бочку. Ведь проценты по государственному долгу уплачены, расходы на содержание главы государства покрыты, содержание государственных чиновников обеспечено, война с Африкой может вестись без конца. Чего же вам еще надо?

— Со мной не торгуются. Вам следовало раньше сообщить генералу о ваших намерениях. Теперь же он уже распорядился вашим сбором винограда.

— Проклятый ворчун! Но что же, наконец, вы хотите сделать с моей бедной бочкой вина, украшением моего подвала? Попробуйте-ка это вино: как оно мягко, вкусно, густо, бархатисто!..

— Да, прекрасно! Восхитительно! Как оно пригодится г-ну Д., фабриканту сукон.

— Г-ну Д., фабриканту? Что вы этим хотите сказать?

— То, что он извлечет из него большую выгоду.

— Как? Что такое? Черт побери, если я что-нибудь понимаю!

— Разве вы не знаете, что г-н Д. основал превосходное предприятие, весьма полезное для страны, но которое в итоге ежегодно приносит только значительный убыток?

— От всего сердца я жалею о нем. Но я-то тут при чем?

— Палата поняла, что если это новое дело будет так продолжаться, то г-н Д. принужден будет или лучше работать, или закрыть свое заведение.

— Да что же общего между неверными спекуляциями г-на Д. и моей бочкой?

— Палата решила, что если она даст г-ну Д. немного вина, взятого у вас в подвале, несколько гектолитров зерна у ваших соседей, несколько су из жалованья рабочих, то его убытки превратятся в доходы.

— Расчет ваш так же верен, как и остроумен. Но, черт возьми, он страшно несправедлив. Как? Г-н Д. покроет свои убытки за счет моего вина?

— Нет, не за счет вина собственно, а за счет его цены. Это то, что называется премией поощрения. Но вы совсем изумлены! Разве вы не видите, какую важную услугу оказываете отечеству?

— Вы хотите сказать — г-ну Д.?

— Нет, именно отечеству. Г-н Д. уверяет, что его промышленность будет процветать благодаря этому соглашению, а следовательно, и страна станет богаче. Это самое он повторял в последние дни в палате, в которой состоит депутатом.

— Какой ловкий обман! Как? Какой-нибудь дуралей затеет глупое предприятие, растратит свои капиталы и выудит у меня достаточное количество вина и хлеба, чтобы покрыть свои убытки, и в этом видят общую выгоду?!

— Ваш уполномоченный рассудил так; вам не остается теперь ничего другого, как выдать мне шесть бочек вина и продать как можно выгоднее остальные четырнадцать.

— Ну это мое дело.

— Да, но будет очень обидно, если вы не продадите их за высокую цену.

— Я сам позабочусь об этом.

— Ведь найдется еще много нужд, на которые понадобятся эти деньги.

— Знаю, знаю это, милостивый государь!

— Во-первых, если вы купите железо для починки ваших заступов и сох, то по закону заплатите за него кузнецу вдвое против того, чего оно стоит.

— А! Да это какой-то вертеп мошенников!..

— Потом, если вам нужно купить масло, мясо, полотно, каменный уголь, шерсть, сахар, то каждый продавец на основании того же закона поставит вам их в счет вдвое дороже.

— Но ведь это гадко, ужасно, отвратительно!

— К чему эти жалобы? Вы сами через вашего уполномоченного...

— Да оставьте меня в покое с моим полномочием. Я дурно воспользовался им, это правда. Но в другой раз не поймать меня в эту ловушку: я выберу в свои уполномоченные простого и честного крестьянина.

— О нет, вы опять выберете храброго генерала.

— Как?! Я опять выберу генерала, чтобы раздали мое вино каким-то африканцам и фабрикантам?

— Да, вы опять выберете его, я говорю вам это.

— Ну уж это слишком. Я не выберу его, если не захочу.

— Но вы захотите и непременно выберете.

— Пускай попробует, он увидит, с кем имеет дело.

— Посмотрим. А пока прощайте. Я увожу ваши шесть бочек и распределю их, как назначил ваш генерал.