Палмер сидел один в маленькой комнате, которую отель именовал библиотекой. Дети легли спать час назад. Он слышал, как Эдис возилась где-то в другом конце их шестикомнатного номера. Теперь «библиотека» была пуста. Исчезли бесчисленные картины и коробки с книгами, которые при переезде в Нью-Йорк Эдис не решилась оставить на хранение в Чикаго. Сегодня днем, вероятно, приходили грузчики и увезли из номера все имущество Палмеров, оставив лишь смену белья. Эдис и горничная отеля упаковали в пластиковые чемоданы все костюмы, платья, рубашки и прочее, оставив в шкафу и ящиках письменного стола только то, что может понадобиться семье на следующий день. Сидя при тусклом свете лампы, которую в отеле называли «лампой для чтения», Палмер лениво раздумывал над тем, какой костюм приготовила ему жена на завтра.

Он был, конечно, благодарен Эдис за ее руководство переездами из Чикаго в Нью-Йорк и теперь из отеля в их новый дом. Сам он не смог бы наблюдать за реконструкцией дома. Он понимал также, что далеко не каждая женщина смогла бы так успешно, как Эдис, справиться со всем этим.

Потом мысли Палмера чуть-чуть изменили направление, он призадумался о своих собственных грехах и ошибках.

Он сам, например, вот уже почти месяц не был на стройке. Фактически он видел дом всего два раза: в день, когда они с Эдис решили его купить, и второй раз, по окончании разборки внутренних перегородок. Иными словами, сказал он себе, после начала строительных работ он не обращал на дом никакого внимания. Если не считать беглого знакомства с чертежами Эдис, он не имел понятия о том, что там строится или как это выглядит и подходит ли ему.

Все это означало, понял он теперь, безразличие к дому и даже бессердечность по отношению к Эдис.

Впрочем, Эдис прямо не обвиняла его в этом. Последние несколько недель, когда основная работа была выполнена, еще оставалось множество деталей, например плинтус в столовой — орехового или тикового дерева? По вечерам у Эдис хватало времени лишь на то, чтобы выяснить у мужа его пожелания: да, дубовая панель — во всю ширину большой гостиной. Драпировки ручной, а не фабричной выделки. На кухне — пластик в кленовых листьях; никакой винилово-асбестной плитки в детской. (Слишком холодно для босых ног, лучше дуб.) Десятисекундная задержка для автоматической дверцы лифта достаточна? Хорошо. Да.

Сидя в библиотеке, Палмер думал о том, что вот уже два месяца, как Эдис взяла на себя работу обычного подрядчика, чертежника-конструктора, а также часть работы архитектора. Я должен быть благодарен ей за все это, размышлял Палмер. Но, как он понял сейчас, в действительности он не испытывал благодарности, а просто признавал уместность такого чувства. Он сознавал, что Эдис заслужила его благодарность.

С этими мыслями Палмер, слегка щурясь при слабом свете, попытался снова вернуться к чтению документов. Перед ним была стопка листов бумаги, сколотых хромированными скрепками и вложенных в синюю папку. Некоторою время Палмер листал их, но потом его внимание снова начало рассеиваться. Была какая-то безнадежность в бесконечной череде имен и адресов. Бэркхардт прав: люди, имеющие хоть какие-нибудь средства, чаще всего покупали акции ЮБТК. Находившийся сейчас в руках у Палмера список акционеров весил по крайней мере полкилограмма.

Точнее, здесь было два списка, скрепленных вместе. Один подробно характеризовал положение шесть месяцев назад. Другой отражал текущий момент — относительно, конечно, насколько это удалось Гарри Элдеру, то есть не более чем тридцатидневной давности.

Когда началась необычная активность на бирже, Палмер понял причину — с каждым днем в обороте находилось все большее число акций ЮБТК. Можно было предположить, что происходит естественный переход акций от нескольких крупных владельцев к множеству мелких. Скажем, какой-нибудь фонд взаимопомощи, обладатель десятков тысяч акций, мог принять решение несколько разгрузить свой портфель в последнем квартале года. Эти тысячи в конечном счете могли найти дорогу к нескольким сотням частных покупателей. Такое предположение было как будто логичным. Но, сравнив списки, Палмер увидел, что за последние шесть месяцев больше акций оказалось в руках меньшего числа акционеров. Это было неожиданно.

Он вздохнул и уронил тяжелую кипу бумаг на колени.

Последние полчаса он потратил на то, чтобы отметить в новом списке имена, не встречавшиеся в старом списке. Он мог точно определить положение: за полгода около 200 тысяч акций ЮБТК перешли путем продажи от трех тысяч человек примерно к 25. Он не знал ни одного из этих двадцати пяти новых имен и не усмотрел в них никакой определенной тенденции. Даже адреса их были разбросаны почти по всей стране.

Палмер зевнул и закрыл глаза. Он слышал энергичные шаги Эдис где-то в одной из комнат номера.

Эдис. В дремоте Палмер попытался вернуться на два месяца назад, стараясь припомнить, когда бы он похвалил Эдис за ее работу? Говорил ли он ей что-либо в этом роде? Что он говорил? Высказывал ли он вообще какие-нибудь замечания, кроме выражения чисто условного интереса по тому или другому поводу? Высказывал ли он когда-нибудь свое мнение обо всем этом строительстве? В самом деле, произносил ли он вообще что-либо, кроме ответов на вопросы?

Дремота пропала. Палмер встал и положил списки акционеров на стул. Пошел по квартире, ища жену. Нашел ее на кухне. Эдис пристально глядела в открытый холодильник. Свет, падавший снизу, подчеркивал длинноватый острый подбородок ее узкого лица. Без косметики, в свободной белой блузке с короткими рукавами и в облегающих брюках цвета хаки, она, подумал Палмер, не была похожа на жену банкира. Его взгляд поднялся выше длинной линии брюк, минуя мальчишеские бедра, к талии, перехваченной черным кожаным ремнем.

— Никаких набегов на лeдник не разрешается,— пошутил Палмер.

Она не обернулась.— Дорогой,— сказала она,— ты сам выдаешь свой возраст. Вот уж действительно «лeдник»! — Она наклонилась, чтобы вынуть что-то из холодильника, и Палмер заметил, что даже в этом положении ее ягодицы остались плоскими, сухопарыми.— Я просто смотрю, что из непортящегося можно упаковать сегодня.

— Когда придут за остальными вещами?

— Завтра утром, через пять минут после того, как ты и дети уйдете.

— Все так рассчитано?

— Это еще ничего,— сказала она, выпрямляясь.— Вот дневное расписание действительно чудо расчета по секундам. Детские комнаты должны быть готовы к трем часам. Наши могут подождать.

— Надеюсь, у тебя есть работа для детей.

— Полно.— Она полуобернулась, но не взглянула на мужа. Ее тело вырисовывалось на фоне падающего из холодильника света,— маленькие высокие груди, живот, настолько плоский, что пряжка ремня выступала как явно лишний предмет.

— Я бы не хотел, чтобы они слонялись вокруг, глядя, как трудятся другие,— и так они почти ничего не делают,— добавил Палмер.

— Они будут заняты.— Она помолчала.— Когда мне ждать тебя завтра?

— В…— Он тоже помолчал.— Точно не знаю. Если ты хочешь, чтобы я пришел раньше, я постараюсь.

— Я хочу, чтобы ты постарался, в разумных пределах.

Он кивнул и вдруг сообразил, что она не могла заметить его движение, так как все еще не смотрела на него.— Какие-нибудь специальные поручения для меня?

— Ты же знаешь, завтра утром приезжает миссис Кейдж.

— Рано?

— К 12 часам дня она должна быть в Айдлуайлде. Я велела ей взять такси прямо до дома. Если мы втроем посвятим этому вечер, то сможем расставить книги, разместить картины и всю разностильную мебель так, чтобы она выглядела хорошо.

Палмер тихо простонал:

— Целый вечер развешивать картины. Великолепно.

— Не развешивать. Не думаешь ли ты, что я доверю такому непрофессионалу развешивать?

— Разве твой мастерски разработанный план не предусматривает размещение всех произведений искусства? — спросил Палмер. Не успел он произнести эти слова, как почувствовал их почти неприкрытый сарказм.— Я хотел сказать,— торопливо поправился он,— разве уже не установлены потолочные светильники?

На этот раз она повернулась и взглянула на него. Так как свет падал на нее сзади, Палмеру было трудно прочитать выражение ее лица.— Вудс,— спокойно сказала она,— светильники подвижные и могут быть направлены почти в любое выбранное нами место.

— Я, я не...

— Ничего,— прервала она. Ее рука поднялась, начав какое-то беспомощное движение, и тут же замерла.— Ничего.— Эдис повернулась к нему спиной и опять уставилась в холодильник.— Но пожалуйста, постарайся прийти домой к обеду. Это будет наш первый обед в новом доме.

— Конечно.

Он подождал, думая, что она еще что-нибудь скажет. Но она молчала. Тогда он начал придумывать, что бы такое сказать и закончить их разговор несколько более приятно. Посмотрев на нее, он вдруг понял, что она ужасно расстроена, иначе никак нельзя было объяснить тот факт, что она так долго держала холодильник открытым. Эдис обладала разнородными познаниями; от матери и гувернантки она получила обычные, из колледжа Уэллесли — обычные. Но Палмер так и не мог определить, где она почерпнула свой запас нетипичной информации. Эдис, например, знала очень много об электричестве. Она была единственной из всех его знакомых женщин, понимающей, что нельзя включать электрическую печку, пылесос и торшер одну розетку, не подвергаясь при этом риску получить замыкание. Она знала, сколько времени потребуется для восстановления в холодильнике определенного уровня температуры. И тем не менее холодильник стоял открытым несколько минут.

— Я пойду закончу свою работу,— сказал Палмер.

— Хорошо.— Она посмотрела на часы:— Я думаю скоро ложиться спать.

— Я постараюсь не задержаться.

— Прекрасно.

Он повернулся и остановился, вспомнив, зачем он сюда пришел.— Послушай,— медленно произнес он,— ты, должно быть, дико устала. Почему бы тебе сейчас же не пойти спать.

— Сейчас пойду.

— Эти последние два месяца были действительно тяжелыми.

Под тонкой белой блузкой он видел ее поясницу, как раз над слабо затянутым черным ремнем. Эдис полуобернулась влево скованным движением, словно ее позвоночник был закреплен в определенном положении.

— Да,— сдержанно ответила она, глядя вниз, на пол.

— Я имею в виду все, что было сделано по твоему плану и под твоим руководством,— продолжал Палмер.— Это была большая работа. Представляю, как ты счастлива, что уже почти все закончено.

— Да.

— Послушай, я...— Он замолчал и облизнул нижнюю губу, радуясь, что жена не видит этого.— Я никогда не говорил раньше. Но я действительно очень благодарен тебе за все.

Она кивнула. Ее взгляд по-прежнему не отрывался от пола возле носков ее испачканных теннисных туфель.

— Я знаю это,— наконец произнесла она.

— Не понимаю, откуда ты можешь знать,—сказал он, пытаясь говорить легким шутливым тоном,— ведь я был довольно скуп в выражении своей благодарности.

Эдис покачала головой:

— Это не так. Просто ты логически мыслящий человек. А любой логически мыслящий человек увидел бы то, что увидел ты. И почувствовал бы...— Она замолчала. Палмер видел, что ее губы какое-то мгновение двигались беззвучно,— благодарность,— закончила она.

— Я чувствую, и очень большую, и я...— Он сделал жест, пытаясь с его помощью закончить без слов свою мысль.

— И ты хотел внести этот пункт в свой отчет,— сказала она за него.

— Примерно, так.

Ее взгляд скользнул вверх и чуть в сторону, к его лицу.

— Отчетность для тебя очень важна, Вудс. Для банкира это самое главное, не правда ли?

— В какой-то степени, да.

— Отчет,— повторила она, продолжая глядеть на него,— это, в сущности, подведение итогов. Я имею в виду, м-м-м, годовой баланс. Как вы называете это? Итоговая черта?

— Итоговая черта. Да.

— И фактически ничто, кроме итоговой черты, не имеет значения,— говорила она так тихо, что Палмеру пришлось наклониться, чтобы расслышать.— Она венчает дело. До этого может происходить любое — хорошее, ужасное, прекрасное, мучительное,— любое. Но если итоговая черта подведена черными чернилами, то все в порядке.

— Ну...— Он дал междометию повисеть некоторое время в воздухе, поскольку не был уверен, к чему она клонит, хотя совершенно ясно чувствовал ее враждебность.— Я никогда не слышал, чтобы дебет и кредит объясняли так поэтично, но боюсь, что ты права. Итоговая черта — только она имеет значение.

— И самое важное то, чтобы она показывала кредит.

— Да.

Она кивнула:

— Хорошо. Ты подвел черную итоговую черту, дорогой. Тебе повезло.

— Эдис.— Он увидел, что ее спина выпрямилась и еще более напряглась, как бы приготовившись к защите от надвигающейся атаки.— Я хотел только сказать тебе, что я чувствую.

— Ты сказал.

— И что же?

— И спасибо, дорогой.— Она опять уставилась в пол.— Я серьезно. Спасибо.

— Ты не должна благодарить меня. Это мое дело.

Она засмеялась коротким резким смешком:

— Рыцарски вежливые Альфонс и Гастон?

— И ты еще говоришь, что я выдаю свой возраст.

Линия ее спины смягчилась, и Эдис повернулась к мужу. Ему даже показалось, что на ее лице мелькнула улыбка.— Я просто разгадала, от чего мы страдаем, дорогой,— сказала она.— От нью- йоркской болезни. Симптомы — полное отсутствие общения. А причина — переутомление.

— Может быть, ты и права.

— Но послезавтра,— продолжала она,— или по крайней мере к концу недели, когда мы окончательно устроимся, я намерена отдохнуть. Просто отдохнуть. А как ты?

— Еще не сейчас. Предстоит небольшое турне с выступлениями.

- Ох!

— И еще такие же турне до перерыва заседаний законодательного собрания в Олбани.

— Который будет когда?

— Март. Апрель. Точно не знаю.

— Дорогой, это больше четырех месяцев.

— Что поделаешь.

Она постояла молча, потом нахмурилась, потянулась назад и захлопнула дверцу холодильника.— Прости,— сказала она тут же.— Может быть, ты будешь немного отдыхать по воскресеньям и в праздничные дни?

— Надеюсь.

— Хорошо. Кончай свою работу и приходи спать.

Он попытался усмехнуться:

— Ладно, увидимся позже.

— Ненамного позже.

Палмер вернулся в библиотеку и снова уселся в кресло. Странно, что она преднамеренно создала напряжение и затем сняла его, словно она на его стороне — союзник, а не враг. Он полистал списки акционеров ЮБТК и дошел до листка шершавой бумаги, на котором делал какие-то расчеты. По крайней мере, подумал Палмер, он зафиксировал свою благодарность. Но манера, с какой она приняла его благодарность, лишила этот жест всякой значимости.

Он поудобнее устроился в кресле и начал списывать номера страниц. Завтра утром он заставит секретаршу переписать имена и адреса двадцати пяти последних покупателей акций ЮБТК. Но можно ли ей поручить такое дело и быть уверенным, что об этом не узнает Бэркхардт?

Палмер понимал, что ему нельзя положиться ни на кого в банке, кроме, конечно, Вирджинии Клэри.

Он услышал, как Эдис снова открыла холодильник. Он оторвался от бумаг и, чувствуя внезапное напряжение, готовый к чему-то неизвестному, уставился в окружающую его темноту. Долго он сидел в этом напряженном ожидании. Но что бы это ни было, оно не пришло. Пока.