Это издание воспроизводит издание 1942 г. без каких-либо изменений, за исключением добавления одной новой главы. Причи­на, по которой я воздержался от явно напрашивавшихся в ряде мест текстуальных изменений, состояла в том, что в вопросах, рассматриваемых в этой книге, невозможно изменить фразы, не меняя смысла или, во всяком случае, не вызывая подозрений, буд­то вы намереваетесь сделать это. Я же придаю значение тому, что ни события четырех последних лет, ни высказанная в рецензиях критика не затронули мой диагноз и мои прогнозы; напротив, я считаю, что в свете новых событий они полностью подтвердились. Главная цель новой главы - развить на базе этих новых фактов оп­ределенные соображения, выдвинутые в старом тексте, особенно в гл. XIX и XXVII, и показать, что современная ситуация соответствует той философии истории, которой я придерживаюсь в этой ра­боте. В данном предисловии я намереваюсь сделать замечания по поводу той критики или, скорее, видов критики, которая была высказана против моей концепции. Я хочу сделать это, ибо надеюсь, что предлагаемые мной возражения окажутся полезными для чи­тателя, а не потому, что я недоволен приемом, который нашла моя книга. Напротив, мне хочется использовать эту возможность, чтобы выразить благодарность рецензентам за их неизменную доброжелательность и такт, а также переводчикам, осуществившим пе­ревод книги на семь языков, за их самоотверженный труд.

Прежде всего позвольте мне сделать два критических замеча­ния профессионального свойства. Один известный экономист с международной репутацией выразил несогласие с моим предположением, согласно которому частью социального процесса, описан­ного в этой книге, является долгосрочная тенденция к исчезнове­нию прибыли: усилия, направленные на продажу, говорил он, всег­да будут оплачены. Я не думаю, что в этом вопросе между нами су­ществуют какие-либо реальные расхождения, мы лишь в разных смыслах используем термин "прибыль". Усилия, связанные с продажей, по-прежнему необходимые для экономики, но превратившиеся в устойчивые рутинные действия, конечно же, должны получать свой доход, как и любой другой вид деятельности, связан­ный с ведением дел. Но я объединяю его с зарплатой, получаемой за управление, чтобы выделить и придать особое значение тому, что, по моему мнению, является фундаментальным источником дохода в промышленности, т.е. прибыли, которая в капиталисти­ческой системе связана с успешным внедрением новых благ, новых методов производства или новых форм организации. Я не понимаю, как можно отрицать значение этого элемента капиталисти­ческих доходов, которое убедительно подтверждает вся промыш­ленная история. И я считаю, что с растущей механизацией индуст­риального "прогресса" (коллективный труд в исследовательских отделах и т.п.) именно этот элемент, который является самой важной опорой экономической позиции капиталистического класса, со временем должен рухнуть.

Чаще всего критика чисто экономических аргументов этой кни­ги - порой она превращалась в подлинное обвинение - касалась того, что многие читатели рассматривали как защиту монополистической практики. Да, я по-прежнему считаю, что большая часть разговоров о монополии, подобно всем нынешним разговорам об отрицательном эффекте сбережений, есть не что иное, как порождение радикальной идеологии, не имеющее под собой никаких реальных оснований. Будучи в менее серьезном настроении, я иногда выражаюсь по этому поводу гораздо сильнее, особенно в отношении фактической и предлагаемой ''политики", базирующейся на этой идеологии. Здесь же я считаю своим профессиональным долгом заявить, что все, что читатель найдет в этой книге относительно монополии, сводится в конечном счете к следующим положениям, которые ни один компетентный экономист не может отрицать.

1. Классическая теория монополистическою ценообразования (теория Курно-Маршалла) в целом не бесполезна, особенно если ее переформулировать так, чтобы она относилась не только к максимизации монопольной прибыли в данный момент, но и к максимизации прибыли во времени. Однако она предполагает столь строгие ограничения, что ее непосредственное применение в реальной действительности исключено. В частности, ее нельзя использовать для цели, для которой ее используют в современном преподавании, а именно для сопоставления функционирования чисто конкурентной экономики и экономики, в которой имеются существенные монополистические элементы. Главная причина этого состоит в том, что указанная теория предполагает постоянные спрос и издержки, одинаковые и для конкурентного, и для монополистического случая, в то время как суть современного крупного бизнеса как раз и состоит в том, что спрос и издержки для него формируются при гораздо более благоприятных условиях - и это неизбежно, - в же отраслях при режиме совершенной конкуренции.

2. Нынешняя экономическая теория почти целиком является теорией управления данным индустриальным аппаратом. Однако гораздо важнее знать, как капитализм создает свои индустриальные структуры, чем понимать, как он ими управляет (см. гл. VII и VIII). Как раз в этот процесс созидания неизбежно включается мо­нополистический элемент, А это дает нам. совершенно другой взгляд и на проблему монополии, и на законодательные т административные методы ее регулирования.

3. Экономисты, которые мечут громы и молнии против картелей и других методов индустриального самоуправления, часто не говорят ничего неверного. Однако они избегают необходимых уточнений. А избегать необходимых уточнений - значит не выявлять полной правды. Есть и другие замечания, заслуживающие упоминания, но я воздержусь от них, чтобы перейти к группе возражений.

Мне казалось, что я принял все предосторожности, чтобы было ясно, что данная книга не носит политического характера и что я ничего не желаю защищать. Тем не менее, к моему удивлению, мне приписывали намерение - и не раз, хотя, насколько я знаю, не в печати - встать на "защиту зарубежного коллективизма". Я упоминаю этот факт не ради него самого, но чтобы подойти к другому возражению, которое кроется за этим. Если я не собирался защищать коллективизм, зарубежный или отечественный, или что-либо другое, зачем я тогда вообще написал все это? Не является ли напрасной тратой усилий тщательно исследовать факты и делать на их основе выводы, не доводя до практических рекомендаций? Когда я столкнулся с этим возражением, оно меня чрезвычайно заинтересовало - ведь это замечательный симптом той установки, которая многое объясняет в современной жизни. Мы все время слишком много планируем и слишком мало думаем. Нам не нравится призыв к размышлению и ненавистны незнакомые аргументы, которые не совпадают с тем, во что уже верим или готовы поверить. Мы вступаем в наше будущее, как мы вступили в войну, - с завязанными глазами. Но именно здесь я и хотел оказать услугу читателю. Я хотел заставить его думать, И чтобы сде­лать это, важно было не отвлекать его внимания дискуссиями о том, что "следовало бы делать", исходя из данной позиции, - дискуссиями, которые бы полностью захватили его внимание. Анализ имеет совсем другую цель, и этой цели я хотел придерживаться, хотя полностью осознавал тот факт, что это решение будет стоить мне гораздо дороже, нежели несколько страничек практических рекомендаций.

Это в свою очередь ведет к обвинению в пораженчестве. Но я полностью отвергаю применимость этого термина к любой части анализа. Пораженчество обозначает обозначает определенное психологическое состояние, имеющее смысл только в отношении к действию. Факты сами по себе и выводы, сделанные на их основе, никогда не жмут быть пораженческими, или наоборот, о бы ни шла речь. Сообщение о том, что корабль тонет, не является пораженческим. Лишь настроение, с которым принимается это сообщение, может быть пораженческим: экипаж может сложить руки и пьянствовать. Но он может броситься к насосам. Если человек уклоняется от того, чтобы делать выводы, хотя они и тщательно обоснованы, его можно упрекнуть в эскейпизме. Кроме того, даже мои выводы о тенденциях развития давали бы основание для более определенных прогнозов, чем я сам собирался делать, то и тогда им нельзя было бы приписать пораженчество. Какой нормальный человек откажется защищать свою жизнь только потому, что он совершен­но убежден, что рано или поздно все равно умрет? Это относится к обеим группам, от которых исходят обвинения: и к сторонникам частнопредпринимательского общества, и к защитникам демокра­тического социализма. И те, и другие только выиграют, если будут более ясно понимать природу тех социальных институтов, в которых им выпало действовать.

Честное изображение зловещих фактов никогда не было на­столько необходимым, как сейчас, потому что, как мне кажется, мы превратили уход от реальностей жизни (эскейпизм) в систему нашего мышления. В этом и состоит причина и в то же время оп­равдание того, что я пишу это новое предисловие. Представленные здесь факты и следующие из них выводы, конечно, неприятны и неудобны. Но они сами по себе не являются пораженческими. Пораженец тот, кто, служа на словах христианству и всем прочим ценностям нашей цивилизации, отказывается встать на его защи­ту - неважно, признает ли он их поражение в качестве свершивше­гося факта или обманывает себя вопреки всему напрасной надеж­дой. Потому что это как раз те ситуации, когда оптимизм - не что иное, как форма отступничества.