1. Комментарии об общих аспектах исследований Кейнса

[2. Аналитический аппарат «Общей теории»]

[3. Влияние идей Кейнса]

В истории экономического анализа мы должны рассматривать наиболее успешное произведение нашей эпохи — «Общую теорию занятости, процента и денег» Дж. М. Кейнса (1936) — именно с позиций современной макроэкономики. Лишь с этих позиций мы можем пытаться воздать ему должное. С любой другой точки зрения наша оценка неизбежно будет несправедливой. Как и большинство великих экономистов, идеи которых достигли широкой публики (в особенности таких, как А. Смит), лорд Кейнс был не только специалистом в области экономического анализа. Он был сильным и бесстрашным лидером общественного мнения, мудрым советником своей страны — той Англии, которая родилась во времена Первой мировой войны и впоследствии сохранила социальный облик, приобретенный в те времена, лишь углубив его черты. Кейнс успешно представлял интересы своей страны и занял бы заслуженное место в истории, даже если бы никогда не занимался научной работой: он все равно остался бы человеком, написавшим The Economic Consequences of the Peace < «Экономические последствия мира»> (1919), работу, которая получила международное признание, когда люди аналогичной проницательности, но меньшей смелости или люди, равные по смелости, но уступающие в проницательности, безмолвствовали. ^0-2

Его «Общая теория» в некотором смысле также была подвигом лидерства. Она представила Англии в форме общего анализа его собственные взгляды Кейнса на ее социальную и экономическую ситуацию и на то, «что делать». Кроме того, воздействуя на моральную атмосферу, созданную депрессией и поднимающейся волной радикализма, идеи книги, выросшие на благодатной кембриджской почве и распространенные многими способными и преданными учениками, имели столь же значительный успех в других странах, и особенно в Соединенных Штатах. Учитывая то, что позиция Кейнса была преимущественно консервативной во многих отношениях, особенно в вопросах, касающихся свободы предпринимательства, это может показаться удивительным. Но не следует забывать, что он оказал услугу эгалитаризму в важнейшем аспекте. Экономисты эгалитарного толка уже давно научились пренебрегать всеми остальными аспектами или функциями неравенства доходов, за исключением одного: как и Дж. С. Милль, они продолжали сомневаться относительно влияния эгалитарных мер на сбережения. Кейнс избавил их от этих сомнений. Его анализ восстановил интеллектуальный престиж воззрений, не одобряющих сбережения; Кейнс изложил соответствующие выводы в главе 24 «Общей теории». Таким образом, хотя его научные идеи были усвоены многими из лучших экономистов, они также были использованы авторами и толкователями, пребывающими на периферии профессиональной экономической науки, которые ничего не извлекли из «Общей теории», за исключением новой теории сбережений, и которым он вернул счастливые времена г-жи Марсет (см.: часть III, глава 4), когда любая школьница, научившись пользоваться несколькими простыми концепциями, могла судить обо всех деталях и подробностях бесконечно сложного организма капиталистического общества. Кейнс был равен Рикардо в наиболее высоком смысле. Но он был подобен ему и в том, что его исследования явились ярким примером того, что мы назвали выше «рикардианским грехом», а именно привычки взваливать тяжелый груз практических выводов на теоретическую основу, слишком хрупкую для этого, хотя благодаря своей простоте представлявшуюся не только привлекательной, но и убедительной. Все это позволяет, хотя и не в полной мере, ответить на вопросы, которые всегда интересуют нас: что заставляет людей прислушиваться к идеям данного автора, как и почему это происходит. Нашей единственной задачей является рассмотрение в рамках данного обзора вклада Кейнса в аналитический аппарат нашей науки. Но значение его исследований заставляет нас прежде всего привести некоторые комментарии относительно их более широких аспектов.

1. Комментарии об общих аспектах исследований Кейнса

Во-первых, исследования Кейнса служат прекрасной иллюстрацией нашего тезиса, гласящего, что видение фактов и смыслов в принципе предшествует аналитической работе, которая, снабдив видение инструментами, далее идет рука об руку с ним в нескончаемом взаимообмене. Очевидно, что в основе соответствующей части работы Кейнса лежало его видение стареющего английского капитализма и его интуитивный диагноз (которому он следовал безо всяких попыток рассмотрения других возможных диагнозов): атеросклеротическая экономика, чья способность к омоложению сокращается из-за сохранения старых привычек к сбережению, сформировавшихся во времена богатых возможностей. Это видение было ясно сформулировано на первых страницах работы Economic Consequences of the Peace (1919) («Экономические последствия мира») и было описано с возрастающей ясностью в последующих работах, особенно в Tract on Monetary Reform <« Трактат о денежной реформе »> (1923) и в Treatise on Money <«Трактат о деньгах»> (1930), наиболее амбициозном, чисто научном произведении Кейнса. Последний трактат, хотя и не был неудачей в обычном смысле слова, подвергся уважительной, но разрушительной критике и, что самое главное, не выразил адекватно видение самого Кейнса. Вслед за этим Кейнс с замечательной решительностью решил отбросить мешающие ему элементы аналитического аппарата и задался целью создать аналитическую систему, призванную выразить лишь его фундаментальную идею, и ничего более. Результат (учитывая положение дел в 1936 г.), по-видимому, вполне удовлетворил его, и он решил, что вывел экономическую науку из 150-летнего периода заблуждений на простор безусловной истины; эта претензия, которую мы не имеем возможности анализировать здесь, была столь же охотно принята одними экономистами, сколь дискредитировала его работу в глазах остальных.

Далее, мы должны заметить, что Кейнс признал заимствования (которые во всех случаях могут быть независимо установлены) у Джоан Робинсон, Р. Дж. Хоутри, Р. Ф. Харрода, но особенно у Р. Ф. Кана, чье участие в историческом достижении близко к соавторству. Помимо рассмотрения роли Кана в создании «Общей теории» Кейнса и теории несовершенной конкуренции я, пользуясь возможностью, хотел бы спасти от грозящего забвения другое его достижение. Маршалл, хотя и предложил значительное количество материала по теории краткосрочных процессов, всегда акцентировал в первую очередь свойства долгосрочных нормальных состояний, возможно не уточняя в достаточной степени, что на самом деле он имел в виду скорее чистую логику экономических процессов, чем какое-либо состояние, которое реально возникнет в будущем. Необходимо было осознать, что возникающие и наблюдаемые ситуации являются результатом последовательности краткосрочных событий и краткосрочных реакций на них и на самом деле имеют слабое отношение к совершенному равновесию, которое должно было бы возникнуть, если бы все тенденции проявились без каких-либо помех. Этой точки зрения, несомненно очень важной для развития экономического анализа, последовательно придерживался Кан, причем, как мне представляется, более последовательно и осознанно, чем кто-либо другой, хотя в подтверждение данного суждения я не могу указать на какую-либо его конкретную публикацию. (О возможном соотношении этого научного вклада и краткосрочной философии нашей эпохи см. выше, часть IV, глава 7.)

В-третьих, Кейнса можно хвалить или, если угодно, винить за создание современного стагнационизма. Сам по себе стагнаци-онизм практически столь же стар, сколь и экономическая мысль вообще. В любой продолжительный период экономического недомогания экономисты, подобно другим людям поддаваясь настроениям своего времени, выдвигали теории, которые стремились показать, что депрессия установилась навсегда. Мы видели соответствующие примеры в прошлом. Но что касается нашей эпохи и современной научной литературы, то эту позицию можно найти в работе Кейнса «Экономические последствия мира». В Соединенных Штатах, что вполне естественно, она не была признана до кризиса 1929-1932 гг., но после этого кризиса она пользовалась большим успехом. Группа, которую можно назвать почти школой и работы которой вызвали резонанс практически во всех слоях общества, — включая пострадавших от кризиса бизнесменов, — добилась научного признания под блестящим руководством профессора Элвина X. Хансена, который, отчасти исходя из иных предпосылок, нежели Кейнс, усилил и расширил доктрину о «зрелой» стагнирующей экономике. Мы не можем провести здесь критический анализ этой доктрины и ограничимся лишь замечанием, что она получила больший успех, чем можно было ожидать, учитывая явно противоречащие ей факты, по трем причинам: 1) раскрывшиеся новые экономические возможности могут быть, — что отчасти справедливо, — приписаны последствиям Второй мировой войны и потому могут интерпретироваться как интермедия, не имеющая отношения к фундаментальному тренду; 2) любой период процветания, каким бы долгим он ни был, содержит спады, которые всегда возможно интерпретировать как проявления этого тренда; 3) некоторые исследователи, не являющиеся «стагнационистами» ни в кейнсианском, ни в хансенианском смысле, тем не менее независимо пришли к аналогичному результату. ^1-1 Порою создается впечатление, что следует говорить не о стагнационистах и антистагнаци-онистах, а скорее о двух различных вариантах развития одной стагнационистской аргументации — по крайней мере, если мы отбросим всех антистагнационистских авторов, ограничивающихся критикой отдельных стагнационистских аргументов.

Наконец, в-четвертых, отметим важное обстоятельство — его значение обусловлено тем, что оно показывает степень, в которой «Общая теория» Кейнса была ответом на общепринятые идеи: в других работах 1930-х гг. предпринимались попытки независимо выразить взгляды, в основных моментах подобные кейнсианским. Один из активных кейнсианцев, например, говорил о «шведских предтечах Кейнса», и, если мы отбросим ценностное суждение, содержащееся в этой фразе, мы можем действительно согласиться с тем, что ведущие шведские экономисты, в частности Линдаль, Мюрдаль и Улин, разрабатывая определенные направления, указанные Викселем, «строили» из похожих материалов в соответствии с похожим проектом. Однако в качестве иллюстрации своей мысли я упомяну лишь две работы.

Книга Studies in the Theory of Economic Expansion (1937) Эрика Лундберга, вышедшая через год после «Общей теории» Кейнса, демонстрирует полное соответствие последней и содержит признание ее «стимулирующего влияния». Но работа такого уровня и глубины не могла быть выстроена в течение года благодаря одному лишь внешнему влиянию, если бы ее автор перед этим самостоятельно не пришел к сходным выводам. Кроме того, влияние Викселя на Лундберга гораздо более очевидно, чем влияние Кейнса, и работа Лундберга как по методам, так и по результатам достаточно отличается от работы Кейнса, чтобы отбросить всякие сомнения в принципиальной независимости Лундберга от последнего. И действительно, за исключением эффектности представления материала, мы вполне можем говорить о превосходстве Лундберга, особенно (но не только) потому, что Лундберг с самого начала взялся за решение проблемы последовательности, которую за Кейнса решили лишь более поздние сторонники его учения. Для нас эта книга особенно интересна, поскольку она демонстрирует микро- и макродинамические корни современного кейнсианства намного лучше, чем работы самого Кейнса. И для сегодняшних посткейнсианцев она должна быть особенно интересной, ибо дает поучительный опыт рассмотрения «кейнсианских» тезисов в ином свете и в иной взаимосвязи.

Книга Карла Фёля (Geldschopfung und Wirtschaftskreislauf. 1937) ничем не обязана «Общей теории» Кейнса — ее автор заявляет в предисловии, что его рукопись была закончена в декабре 1935-го, так что он мог лишь добавить в некоторых местах ссылки на «Общую теорию». Тем удивительнее множество параллелей между его рассуждениями и теорией Кейнса, хотя для английских и американских читателей такие соответствия на первый взгляд не будут очевидны. Это обусловлено двумя обстоятельствами: доктор Фёль использовал иной концептуальный аппарат и пришел к своим выводам с помощью методов, которые затушевывают указанные соответствия; кроме того, находясь в другой среде, он посвятил больше места проблемам, которые уже не интересны американским экономистам. Вот почему изучение книги Фёля должно быть весьма поучительным для американских экономистов: именно в силу своего явно некейнсианского подхода она обнажает объективные взаимосвязи доктрин и проливает новый свет на некоторые проблемы кейнсианства, особенно на проблему неполной занятости в условиях равновесия. Книга имела определенное влияние в Германии и, как мне сообщил один датский коллега, значительное влияние в Дании.

в начало

[2. Аналитический аппарат «Общей теории»]

Аналитический аппарат «Общей теории» прежде всего принципиально статичен. В дальнейшем мы объясним кажущийся парадокс, что, несмотря на это, ее роль в истории анализа связана с импульсом, который она придала развитию макродинамики. Я не собираюсь отрицать, что значительные части книги — по мнению некоторых, наиболее ценные ее части — посвящены динамическим соображениям. Но последние были добавлены к каркасу^2-1 настолько статическому, что в принципе можно было пренебречь любыми последовательностями и периодами. ^2-2 Во-вторых, эта статическая теория не является статикой долгосрочных нормальных состояний , но является теорией равновесий в краткосрочном периоде. В-третьих, наиболее важным обстоятельством в этой связи является то, что из всех аспектов процесса инвестирования в модель (но не в книгу) включено только влияние расходов на новые инвестиции: как сам Кейнс правильно подчеркивал, физический капитал (оборудование) предполагается постоянным как по качеству, так и по количеству. Это сводит теорию к анализу факторов, определяющих степень загрузки существующего производственного аппарата. Поэтому тем, кто ищет сущность капитализма в феноменах, сопровождающих непрерывное воспроизводство этого аппарата и происходящую в его рамках непрерывную революцию, простительно утверждать, что теория Кейнса абстрагируется от самой сущности капиталистического процесса. ^2-3 В-четвертых, несмотря на агрегатность, кейнсианский анализ — несомненно, в целях упрощения — предполагает «свободную», если не «чистую», конкуренцию на всех товарных и факторных рынках. В-пятых, предполагается, что каждый участник экономического процесса реагирует на изменения некоторых «реальных» величин, а именно цен, выраженных в единицах заработной, платы или цен, деленных на среднюю денежную заработную плату трудовой единицы, величина которой определяется договором между работниками и работодателями, — весьма смелое упрощение, которое делает невозможным сравнение результатов, полученных в различные моменты времени, если уровни заработной платы в них неодинаковы. Но есть важное исключение из этого постулата, согласно которому люди производят расчеты в реальных величинах: работники делают так только при сбережении и инвестировании, но не при переговорах об оплате своего труда, — когда они ведут переговоры о своей заработной плате, они рассматривают исключительно денежные ставки заработной платы. ^2-4

В рамках каркаса, заданного этими пятью особенностями, кейнсианский анализ — анализ текущего национального дохода — работает с пятью эндогенными переменными, т. е. переменными, определяемыми внутри системы: это сам национальный доход, занятость, потребление, инвестиции и процентная ставка; а также и с одной экзогенной переменной, зависящей от действий «властей», — количеством денег. ^2-5 Занятость можно исключить из анализа в соответствии с допустимой в очень коротком периоде гипотезой, согласно которой она однозначно детерминирована национальным доходом. Текущая величина последнего по определению равна сумме текущего потребления и текущих инвестиций, все три величины выражены в единицах заработной платы. ^2-6 Тогда, учитывая все «условия задачи», можно сказать, что текущая величина национального дохода «определяется» тремя функциями, которые Кейнс удостоил звания «психологических законов»: ^2-7 потребительской функцией, инвестиционной функцией и функцией предпочтения ликвидности. Эти три великих упрощения были призваны выразить видение Кейнсом экономического процесса, в частности намерение доказать существование равновесия при неполной занятости и, если несколько заострить формулировку, его убеждение, что сбережения (или ставка процента) играют роль «главного злодея», вызывающего обнищание наций. ^2-8

Почти в том же смысле, в каком маршаллианская кривая спроса восходит к Курно (и объективно также к Верри), кейнсианская потребительская функция восходит к Мальтусу и Викселю, ^2-9 но приобрела дополнительную строгость в руках Кейнса. Всем известно, что она представляет совокупное национальное потребление (совокупные расходы на «потребление», выраженные в единицах заработной платы) как функцию текущего национального дохода (также в единицах заработной платы) и выражает произвольный постулат, согласно которому всякое увеличение последнего всегда сопровождается увеличением первого, но в меньшей степени. ^2-10 Инвестиционную функцию не так просто выразить несколькими словами, поскольку она связана с очень важными динамическими соображениями, высказанными Кейнсом в главах 11 и 12, которые не учитываются при ее формулировке в тексте. Она связывает совокупные инвестиции и предельную эффективность физического «капитала, которую установит этот уровень инвестиций» (ор. cit. P. 136), причем предельная эффективность капитала определяется как соотношение между ожидаемым доходом от правильно выбранной дополнительной единицы какого-либо капитального блага и издержками производства этой единицы. ^2-11 Как отметил Кейнс, это то же самое, что и «норма предельного дохода относительно издержек» Фишера. ^2-12 Но существует различие между этими двумя понятиями: тогда как у Фишера норма предельного дохода относительно издержек — это подразумевает процесс дисконтирования ожидаемых доходов — представляет собой основную концепцию в объяснении феномена процента, Кейнс здесь отступил от того, что я назвал барбонианской традицией и, по крайней мере в интенции, выдвинул денежную теорию процента, согласно которой процент не имеет отношения к чистому доходу от использования капитальных благ. ^2-13

Это приводит нас к третьей из основных функций Кейнса — функции предпочтения ликвидности. В главе 13 «Общей теории» Кейнс, как представляется, принял теорию, согласно которой процентная ставка «зависит от взаимодействия графика предельной эффективности капитала и психологической склонности к сбережению» (временнбго предпочтения), потому что единственным высказанным им возражением было следующее: невозможно вывести процентную ставку только из этих двух факторов, так как она будет также зависеть от формы, в которой сберегатель желает держать свои сбережения. Решив, сколько он «отложит в той или иной форме для обеспечения потребления в будущем» (р. 166; обратите внимание на классическое звучание этой фразы), он все равно должен решить, сколько денег он оставит на руках в конкретном или неопределенном периоде, т. е. определить свое предпочтение ликвидности. ^2-14 На поверхности это выглядит не более чем поправкой. В дальнейшем, однако, как сам Кейнс в «Общей теории», так и в еще большей степени некоторые его ортодоксальные последователи, особенно профессор Лернер, ^2-15 пошли намного дальше этого в направлении утверждения что процент является не чем иным, как платой за преодоление чьего-либо нежелания разлучаться с единственным идеально ликвидным активом (теория процента, основанная на собственной норме дохода ), и что соотношение общего количества денег и их количества, поглощаемого трансакциями, является единственным фактором, непосредственно детерминирующим процент. ^2-16 Текущие сбережения и текущие инвестиции, будучи в точности равными, не могут ничего детерминировать. Планируемые (ex ante) сбережения и планируемые (ex ante) инвестиции детерминируют доход (общий чистый выпуск), но не процент. Из этого следует ряд парадоксов, которые реально возникают в причудливых ситуациях глубокой депрессии. ^2-17

в начало

[3. Влияние идей Кейнса]

Используя указанные три основные функции, можно вывести систему из трех условий (уравнений) равновесия и одного тождества, которая будет при заданном извне количестве денег и при необходимых допущениях однозначно определять процент, инвестиции и сбережения или потребление. Эта система может также быть расширена, чтобы включить другие переменные, такие как Кейнсовы ставки заработной платы. ^3-1 Но не это точное и выхолощенное представление идей Кейнса очаровало публику, а блистательное целое всей его системы. Объясняя сбережения, процент и безработицу, эта система открыла новое видение капиталистического процесса не только, как мы видели ранее, публике и «периферийным авторам», но и многим из лучших умов в сфере профессионального анализа — новое видение, которое было столь же привлекательным для одних, сколь и отталкивающим для других. ^3-2 В результате почти сразу создалась атмосфера, которая идеально подходила для яростной борьбы, — аналогично атмосфере, созданной Рикардо в 1817 г., но еще в большей степени, вследствие накала страстей, связанного с резко увеличившимся числом профессиональных экономистов. Все, что можно сделать в этом обзоре, это перечислить три типа задач, находивших свое решение в потоке более или менее кейнсианской литературы, который столь характерен для десятилетия после 1936 г.

Первая задача, конечно, происходила от ощущавшейся почти каждым экономистом потребности определить и выразить свое отношение к новой теории, которую невозможно было проигнорировать. В основной своей массе экономические исследования шли своим чередом и подверглись лишь незначительному влиянию новой теории. Но для всех теоретиков, специалистов по общей экономике и исследователей в области денег, банковского дела и экономических циклов эта потребность могла быть удовлетворена только кропотливым анализом, критикой и дальнейшим развитием. Так как мы не можем сделать удовлетворительный обзор литературы данного типа, ^3-3 то отметим лишь два обстоятельства. Одно из них состоит в том, что такой резонанс сам по себе уже является достижением, и открытое признание этого достижения — лучший и наиболее заслуженный из комплиментов, которые можно справедливо высказать в адрес лорда Кейнса. Этот резонанс был вызван не аналитическими достижениями и не решением практических проблем. Как и в случае Рикардо, именно интеллектуальное свершение, приправленное связью — реальной или мнимой — с актуальными проблемами эпохи, позволило добиться того, чего не позволил бы добиться в нашей области науки каждый из этих элементов в отдельности. Сами недостатки интеллектуального достижения и сами возражения, которые можно было выдвинуть против практических рекомендаций Кейнса, и привели к впечатляющему резонансу, а также распространили полемику на всю область, лежащую между (и включающую в себя) политическими рекомендациями и чисто логическими вопросами метода. Другое обстоятельство состоит в «кумулятивном» характере успеха такого рода. Проще всего объяснить это на примере преподавания. Всякое успешное исследование, имеющее научное значение, должно упоминаться в курсах по соответствующему предмету. Но как только преподаватель поймет, что студенты обратятся к этому исследованию независимо от его рекомендаций или ознакомились с ним, прежде чем приступить к освоению данного курса, он увидит педагогические преимущества, которые можно получить, ссылаясь на такое накопленное знание и опираясь на него в учебном процессе. И каково бы ни было его собственное мнение, он будет намного интенсивнее работать с этим исследованием, чем это оправдано достоинствами самого произведения. Таким образом, подобно тому как в банковском деле или страховании рост стимулирует дальнейший рост просто через увеличение резервов, успех порождает успех. Литература порождает дальнейшую литературу.

Второй задачей, которую поставила «Общая теория», было развитие, критическое или конструктивное, теоретическое или фактологическое, значительного количества отдельных проблем, ^3-4 таких как проблема кейнсианского равновесия при неполной занятости, противопоставление теорий процента на основе собственной ставки дохода и «ссудных фондов» , принципы агрегатной (макроэкономической) теории, проблема соотношения между номинальной и реальной заработной платой и многие другие, каждое из которых породило свою «специальную литературу». Достаточно одного примера: проводившиеся и проводящиеся исследования потребительской функции. Ни один уважающий себя теоретик не примет как точную формулировку постулат, связывающий расходы на потребление (выраженные в единицах заработной платы) с одним лишь доходом (также выраженным в единицах заработной платы). Еще с меньшим основанием можно принять кейнсианское свойство этой функции (dC/dY < 1; см. выше, сноска 13) как универсальную истину. Таким образом, мы имеем лишь приближение. Но насколько точно это приближение и насколько необходимо добавить член, объясняющий сдвиги функции во времени? И насколько серьезно мы ошибаемся, если объявляем потребительскую функцию линейной? Или мы должны умерить пыл и включить независимые переменные помимо дохода — например, величину активов или, по крайней мере, ликвидных активов, которые уже имеются у индивидов? Все эти вопросы являются теоретическими, и на них следует отвечать, учитывая в первую очередь автономность функции^3-5 и ее согласованность с другими соотношениями, которые мы принимаем на данном уровне рассуждений. Но очевидно, что эти вопросы имеют также важный фактологический аспект. И не только неудивительно, но и похвально, что дюжина или более специалистов-эконометристов уделяли и уделяют им внимание.

Третья задача проистекает из необходимости «динамизации» кейнсианской системы либо путями, указанными самим Кейнсом, либо иными. Эта необходимость становилась очевидной, по мере того как люди начинали серьезно «работать» с кейнсианской системой, поскольку, как мы знаем, даже простой вопрос устойчивости статической системы быстро приводит к динамическим соображениям. Кроме того, многие кейнсианцы начали вводить в свои модели обычные «динамизаторы», особенно лаги. В качестве примеров я упомяну модель профессора Смизиса^3-6 и уравнение Хансена—Самуэльсона, с которым мы уже встречались. Таким образом, кейнсианский анализ равновесия постепенно уступил дорогу кейнсианскому < анализу процессов», и в настоящее время этот кейнсианский анализ процессов имеет тенденцию к слиянию с более старой и более широкой макродинамикой, развитие которой мы рассматривали ранее. Итак, мы в конце концов приходим к точке, в которой можно определить историческое значение чисто аналитического вклада Кейнса в экономическую науку. Так как это важно и в силу краткости нашего изложения нелегко для понимания, просим читателя сконцентрировать внимание на нижеследующем резюме.

Если рассматривать ядро системы Кейнса, то она в сущности статична. Этой статической теории было достаточно для его целей, особенно для его доктрины равновесия при неполной занятости. Однако отчасти потому, что добавление динамических аспектов к этому ядру стало для него неизбежным, отчасти потому, что его исследование столкнулось с ситуацией в области чистой теории, где доминировал (независимо от него) новый интерес к макродинамике, последняя поглотила его систему. Тем не менее благодаря тому положению, которое работа Кейнса завоевала в умах профессиональных экономистов, она не была просто поглощена макродинамикой, но в свою очередь помогла развить и продвинуть ее вперед — в силу своей простоты модель Кейнса особенно подходила для этого. Заявив, что «”Общая теория" не является ни началом, ни концом динамической экономической теории», ^3-7 профессор Хикс был абсолютно прав. Но справедливо и то, что Кейнс не намеренно и, возможно, даже против своей воли, ^3-8 дал ей много импульсов — почти все современные исследования в области макродинамики начинаются с «динамизированной» формы его модели. В истории анализа это обстоятельство следует выделить особо. ^3-9Однако для истории экономической мысли гораздо важнее могут оказаться рекомендации Кейнса в области экономической политики — хотя и привязанные к конкретной эпохе — и некоторые его специфические доктрины, которые уже сегодня теряют свое влияние.

[Рукопись обрывается на этом месте; далее идут беглые заметки, частично стенографические: «Следует добавить еще несколько соображений... Макроэкономике потребуется новый концептуальный аппарат-новые обобщенные элементы... мультипликатор... акселератор...»]

в начало

Примечания

0-1. [Это последний материал, написанный И. А. Ш. для этой книги. Он был оставлен для распечатки при отъезде из Кембриджа на рождественские каникулы в декабре 1949 г. Материал не был распечатан при жизни автора, и он не имел возможности что-либо исправить или изменить.]↑

0-2. В частях II, III и IV я порою пытался охарактеризовать личности отдельных авторов. Но этого нельзя сделать в данном кратком обзоре. Поэтому я лишь добавлю, что вышеприведенное признание заслуг Кейнса не дает представления ни об этом человеке, ни о богатстве его интересов. Даже его чисто научные исследования не войдут в полной мере в наше изложение. Я назвал вышеприведенные слова признанием заслуг. Но помимо этого признания, есть намного более значительное, которое не может быть помещено здесь. [См. статью John Maynard Keynes (1883-1946), написанную Шумпетером для журнала American Economic Review (1946. Sept.); перепеч. в сб. Ten Great Economists (1951).]↑

1-1. Так, можно не доверять аргументам Кейнса и Хансена и в то же время предсказывать схождение на нет капиталистической эволюции, — т. е. наступление состояния, которое вполне можно охарактеризовать как «стагнацию», — поскольку современное положение вещей способно разрушить или парализовать ведущие к этой эволюции мотивы. Современное налогообложение — лишь один из многих примеров факторов, работающих в этом направлении. Все указанные факторы можно вывести из анализа современного состояния английской экономики. «Замедлители» такого рода — можно даже показать неизбежность их появления как итога истории капитализма — «работают» так же, как и факторы, выделенные Кейнсом и Хансеном: ясно, что в экономике, нацеленной на прибыль, как сокращение объективных возможностей для выгодного предпринимательства, так и возрастающее налогообложение прибыли приводят к одному и тому же результату. Отметим мимоходом, что в некоторых пунктах имеется значительное сходство между рассуждениями Кейнса—Хансена и Рикардо—Дж. С. Милля по поводу наступления стационарного состояния. Особенно это очевидно в случае Кейнса, в своих ранних работах неоднократно говорившего об «уменьшающейся отзывчивости природы на человеческие усилия» — накануне периода накопления нераспроданных запасов продовольствия и сырья — и о давлении роста населения. Этот элемент в рассуждениях Хансена не только отсутствует, но и обращен в свою противоположность. Но замечание о сокращении в будущем возможностей для инвестиций по сравнению со склонностью населения к сбережениям, хотя и преподносилось в иной манере, нежели у Рикардо, присутствует у обоих авторов [у Хансена и Кейнса]. Основное различие состоит в том, что они предсказывали трудности в процессе перехода экономики к стационарному состоянию, чего нет у Рикардо. [В книге Capitalism, Socialism, and Democracy (1942) Капитализм, социализм и демократия. М.: Экономика, 1995> И. А. Ш. выдвинул точку зрения, согласно которой «капиталистическая эволюция имеет тенденцию к прекращению, поскольку современное положение вещей может разрушить или парализовать ее мотивационные силы».]↑

2-1. Этот каркас был неоднократно точно сформулирован. Мы ограничимся упоминанием двух работ: Lange О, The Rate of Interest and the Optimum Propensity to Consume // Economica. 1938. Febr.; Klein L.R. The Keynesian Revolution. 1947.↑

2-2. Выдающимся примером служит мультипликатор Кана—Кейнса. [И. А. Ш. планировал обсудить этот вопрос ниже в этой же главе, но работа не была завершена.]↑

2-3. Это не мешает нам найти некоторые точки соприкосновения между кейнсианским и марксистским анализом. Однако в фундаментальном смысле они противоположны.↑

2-4. При этом возникает три вопроса: 1) о реалистичности самого этого постулата; 2) об оправданности этого исключения из правила, принимаемого для всех остальных трансакций; 3) о влиянии этого постулата на теорию заработной платы Кейнса. В рамках данной книги мы не можем ответить ни на один из них. Отметим лишь, что именно благодаря этому постулату Кейнс отверг обычную теорию предложения труда, основанную на противоположном постулате. Слегка преувеличивая значение этого момента, Кейнс назвал его «пунктом нашего отступления от классической системы» (ор. cit. P. 17). Правда, судя по его рассуждениям, именно этот постулат позволил ему защищать то, что является фундаментальным положением его системы: трудовое соглашение в принципе не определяет уровень реальной заработной платы.. Последователи постепенно и молчаливо отступили от этой неудачной позиции, которая менее существенна для рассуждений Кейнса, чем полагал он сам. Отметим, однако, содержащийся в ней здравый элемент: любое увеличение или уменьшение уровней заработной платы, если оно увеличивает или уменьшает доход в виде заработной платы в достаточно важном секторе экономики (или даже в какой-либо местности), будет влиять на цены, и это влияние может частично или полностью компенсировать влияние изменения денежных уровней заработной платы — взаимосвязь, заслуживающая акцентирования.↑

2-5. Один из многих недостатков нашего изложения, имеющего целью всего лишь напомнить о некоторых важных моментах читателям, уже знакомым с «Общей теорией», заключается в следующем: мы вынуждены следовать практике многих кейнсианцев, предполагая количество платежных средств заданным извне, т. е. свободно устанавливаемым правительствами и центральными банками. Такое допущение, несмотря на все протесты, опасно приближает нас к примитивной количественной теории, отличительной особенностью которой, как мы видели, является как раз заданное извне количество денег. Это допущение было бы заведомо нереалистичным даже для современной Англии, если только не определить, как отмечал Артур Смизис, количество денег как количество законных платежных средств за пределами банков плюс максимальное количество депозитов, которые позволено создавать банкам законом и «властями».↑

2-6. Так как сбережения определяются как разность дохода и потребления, это тождество приводит к знакомому тождеству текущих сбережений и текущих инвестиций. Но для того, чтобы последнее тождество было верным, текущие инвестиции не должны в свою очередь отождествляться с уровнем производства новых капитальных благ, как это было у Кейнса. См. об этом: Samuelson Р. A. The Rate of Interest under Ideal Conditions // Quarterly Journal of Economics. 1939. Febr. P. 292-295.↑

2-7. Конечно, называть их так нет оснований — даже в том смысле, в котором мы называем психологическим закон насыщения потребностей Госсена.↑

2-8. Те, кто придерживается мнения, что из экономических фактов и анализа Кейнса этот вывод не вытекает и что содержащийся в нем элемент истины не выходит за пределы того, что признавалось Дж. С. Миллем, В. Рошером и А. Маршаллом (обратите внимание на неохотное признание этого факта Кейнсом и даже Гобсоном: Ор. cit. Р. 19п), будут естественным образом искать неаналитическое объяснение. Его можно найти прежде всего в английской ситуации, где многие проблемы могли быть решены экспроприацией «рантье», до которых по политическим причинам было практически невозможно добраться каким-либо иным способом; кроме того, его можно найти в характере Кейнса — будучи независимым интеллектуалом, ненавидевшим буржуазные ценности, но слишком цивилизованным, чтобы выступать за насильственные меры, он вполне естественно предпочитал говорить об «эвтаназии» процента, получаемого кредиторами.↑

2-9. Однако здесь существует различие между случаями Маршалла и Кейнса. Они были бы абсолютно аналогичными при условии, что Маршалл увидел свою кривую спроса в менее строгом изложении Милля и добавил ей строгости и «четкости». Но Маршалл мог найти всю необходимую строгость и четкость у Курно. Кейнс, даже если он и был вдохновлен Мальтусом (Викселя он тогда едва ли знал), должен был сделать все, что оставалось сделать ученику Милля в отношении маршаллианской кривой спроса. Тем не менее объективное сходство между Кейнсом и Мальтусом особенно отчетливо проявляется на первых страницах «Общей теории» (General Theory. P. 25), где Кейнс выдвинул свои концепции функций совокупного предложения и совокупного спроса, а также эффективного спроса. Какой бы вес мы ни придавали предостережениям Кейнса, мы неизбежно склоняемся к рассмотрению этих функций (которые могут пересекаться один — или несколько — раз, но в любом случае не идентичны) как обобщений кривых предложения и спроса на отдельные товары. Зная о ловушке, Кейнс почти не пользуется в дальнейшем этими понятиями. Но это мальтузианские понятия. И если считать их правомерными, то их одних достаточно для установления возможности равновесия, при котором полная занятость не обязательна. Я повторяю: аргументы, выдвинутые Кейнсом против того, что он считал классической теорией, совершенно бессильны против любого корректного изложения теории равновесия при полной занятости, а его обвинение классической теории в том, что она не учитывает никакой безработицы, кроме фрикционной, справедливо, только если термин «фрикционная» определен столь широко, что лишает это обвинение всякого смысла.↑

2-10. Этот «психологический закон» склонности к потреблению должен, конечно, относиться к индивидам. Но обсуждаемый постулат относится к социальным агрегатам. Я назвал его произвольным просто для того, чтобы подчеркнуть то обстоятельство, что он формулирует лишь одну из нескольких возможностей. Мы можем записать функцию потребления в форме С = f(Y), тогда постулат будет звучать так: предельная склонность к потреблению dC/dY всегда меньше единицы. Заметим, однако, что вместо этой функции потребления мы могли бы с тем же успехом написать функцию сбережений: S = φ(Y). Многие кейнсианцы стали вставлять в обе функции вторую независимую переменную, а именно процентную ставку I. Значение этой уступки минимизируется предположением, что влияние i пренебрежимо мало.↑

2-11. Инвестиционную функцию обычно записывают в форме I = F(Y, i), где предельная эффективность капитала выражается формой функции F. Тогда предельная склонность к инвестированию при данной процентной ставке равна δF/δY. Но мы можем также устранить i, чтобы выделить случаи, когда инвестиции «автономны», т. е. либо навязаны системе внешним фактором, таким как государство, либо производятся независимо от текущих условий. С другой стороны, мы можем рассматривать инвестиции как полностью «индуцированные» покупками потребителей и записать функцию инвестиций в форме I = φ (С, i), как это сделал Ланге (см. выше, сноска 1). Эти и другие выражения позволяют подчеркнуть ту или иную возможность, но ни одно из них само по себе не выражает в полной мере мысль Кейнса, который мудро воздержался от какого-либо из них.↑

2-12. Theory of Interest. 1930. P. 168. Однако я могу засвидетельствовать тот факт, что Кейнс, чьи познания в экономической литературе, особенно в современной и неанглийской литературе, не были выдающимися, пришел к этой концепции вполне независимо и вставил соответствующую ссылку, когда обратил внимание на формулировку Фишера. По мере получения информации Кейнс, признавал чужие заслуги, пожалуй, слишком щедро. Таково, по крайней мере, мнение профессора Лернера. С другой стороны, можно утверждать, что обе концепции на самом деле усовершенствуют концепцию предельной производительности капитала, разработанную Маршаллом и особенно Викселем, — это, в свою очередь, заставляет вспомнить Бёма-Баверка, — но не более того. «Ожидаемый характер» предельной производительности капитала и ее отношение к издержкам его замещения replacement costs> вряд ли стал бы отрицать кто-либо из авторов, использовавших это понятие.↑

2-13. Так как это является, если говорить исключительно с точки зрения теоретического анализа, пожалуй, самым важным научным вкладом «Общей теории», будут уместны некоторые комментарии. Во-первых, денежная теория процента Кейнса как таковая была субъективно, но не объективно оригинальной. От схоластов через их протестантских последователей и до некоторых предкейнсианских современных авторов предлагались объяснения феномена процента, связывающие его с деньгами. Все авторы этих объяснений согласились бы с разделением, которое Кейнс провел между доходом от использования неденежного капитала и процентом. Объективное значение работы Кейнса заключается в успехе его учения: он по существу «обратил в свою веру» значительное количество коллег-экономистов, двадцатью годами ранее едва ли считавших денежную теорию процента достойной сколько-нибудь серьезного внимания. Во-вторых, мы должны снова вспомнить тот факт, что Виксель, не принимая денежной теории, сделал столь важный шаг к ней, что его шведские последователи приняли ее. Представление об этом викселианском направлении англоязычному читателю легче всего получить из книги профессора Эрика Линдаля Studies in the Theory of Money and Capital (1939) и из двух статей Бертиля Улина Some Notes on the Stockholm Theory of Savings and Investment (Economic Journal. 1937. March; June). Эти статьи вызвали дискуссию между Кейнсом, Улином, Робертсоном и Хоутри, сопровождаемую рядом статей других экономистов. Но мы должны ограничиться добавлением, что, в-третьих, конкретная форма, которую Кейнс придал своей денежной теории, была оригинальной как субъективно, так и объективно. Она может больше или меньше отличаться от шведской теории или от теории, выдвинутой профессором Хиксом (Value and Capital. Ch. 12), занимающей, пожалуй, ведущие позиции у тех американских авторов, которые принимают денежную теорию процента; но она весьма сильно отличается от других форм — настолько, что остается делом вкуса видеть в них какое-либо родство с кейнсианской формой.↑

2-14. В точной формулировке эта функция предпочтения ликвидности обычно вводится как уравнение вида М = L(Y, i), которое соотносит доступное количество денег (см. выше, сноска 5), — я провожу черту над М, чтобы показать его заданность — и «спрос» на деньги, который частично детерминирован объемом трансакций, выраженным через Y, и частично ожиданиями людей относительно будущего поведения различных процентных ставок («спекулятивный мотив»), представленных i.↑

2-15. О рассуждениях профессора Лернера см.: Modigliani Franco. Liquidity Preference and the Theory of Interest and Money // Econometrica. 1944. Jan. P. 79. Пользуясь возможностью, я рекомендую эту статью как общий комментарий по всему рассматриваемому кругу вопросов.↑

2-16. Заметим, что помимо прочего процент должен также выравнивать выгоды владения наличностью и другими активами. Это другой пример рикардианского хода рассуждений Кейнса: того факта, что процентная ставка должна быть такой, чтобы компенсировать сберегателям их предельное «воздержание», — иначе она не сможет бы выполнять свою функцию, — явно недостаточно для обоснования теории процента, основывающейся на понятии «воздержания». Заметим далее, что, как и все остальные, оба тезиса — теория собственной нормы дохода и воздержания — могут стать формально «истинными» при достаточном количестве «заданных величин». Это дает дополнительное преимущество: возражающему легко можно сделать упрек, что он не понимает принятых допущений. См. в этой связи: Fellner W., Somers H.M. Alternative Monetary Approaches to Interest Theory // Review of Economic Statistics. 1941. Febr.↑

2-17. Приведем один пример: кейнсианская теория, если понимать ее буквально, приводит к выводу, что стимулирование или склонности к инвестированию, или склонности к потреблению будет лишь увеличивать занятость, но не содержит в себе тенденции к увеличению процентной ставки. В любой нормальной ситуации очевидно обратное, и это было сформулировано в виде теоремы профессором Самуэльсоном, причем не в качестве возражения против кейнсианской доктрины, а в качестве ее части (см.: Foundations. P. 279; ср.-.Hicks J.R. Mr. Keynes and the «Classics»; A Suggested Interpretation // Econometrica. 1937. Apr. P. 152-153) <Хикс Дж. Господин Кейнс и классики // Истоки. Вып. 3>).↑

3-1. Тождество будет либо Y = С + I, либо S = I. В первом случае мы можем использовать уравнения С = f(Y, i) и I = Ф(С,i), во втором — уравнения S = φ (Y, i) и I = F[Y, i). О расширении системы см.: Modigliani. Op. cit. P. 46. Но система, особенно расширенная, не является столь простой, как это может показаться непрофессионалу. Вот почему, не имея возможности углубляться в соответствующие проблемы, я постарался очистить свою совесть фразой «при необходимых допущениях». Легко сделать так, что система будет несовместной и не сможет определить равновесие или несколько равновесий. Важно учитывать это, поскольку подобные «неравновесные» системы играют определенную роль в дискуссии вокруг кейнсианской теории: для кейнсианца они могут быть средством демонстрации того, что без государственных расходов («фискальной политики») экономика может оказаться неспособной к достижению равновесного состояния, особенно равновесия с полной занятостью.

Отметим мимоходом еще одно важное обстоятельство. Если мы говорим не о текущих, а о планируемых потреблении и инвестициях, то условие устойчивости системы таково, что сумма предельной склонности к потреблению и предельной склонности к инвестированию — предельная склонность к расходованию полученных доходов — должна быть меньше единицы. Если она больше единицы или равна ей, то система продолжает быть определенной, но если вывести ее из равновесия, она будет удаляться от него, а не стремиться к нему. Сегодня некоторые авторы склонны утверждать, что это условие устойчивости можно использовать для «доказательства», что склонность к расходованию на практике меньше единицы, поскольку, как они полагают, в капиталистической реальности экономическая система не взрывается. Этот аргумент неприемлем по логическим причинам, из которых я упомяну только одну: теоретическая система для краткосрочного периода может быть взрывной , тогда как соответствующая теоретическая система для долгосрочного периода — нет, в свою очередь теоретическая система долгосрочного периода может «взрываться», тогда как соответствующая ей реальность — нет.↑

3-2. Расхождение мнений профессионалов не было одинаковым во всех странах: в некоторых странах оно напоминало скорее рябь на поверхности. Но в Англии и Соединенных Штатах оно было глубоким, и здесь имел место один яркий феномен, заслуживающий внимания. Кейнсианство привлекало главным образом молодых экономистов, тогда как большинство «стариков» оставалось в большей или меньшей степени антикейнсианским. Одна из причин этого слишком очевидна, чтобы на ней останавливаться, и, кроме того, часто акцентировалась: конечно, часть сопротивления, с которым сталкивается каждая новая доктрина, можно объяснить своего рода атеросклерозом, поразившим профессиональное сообщество. Но есть и другая причина. Старый или просто зрелый ученый может быть не только жертвой привычек мышления, сформированных его предшествующей научной работой, но и получать от них выгоды. Я не имею в виду то глубокое понимание предмета, которое едва ли можно получить иначе как напряженным трудом в течение десятилетий: кроме этого, а также политических «пристрастий», приобретенных за это время, существует такая вещь, как аналитический опыт. И в такой области, как экономическая наука, где образование часто несовершенно и где молодой ученый очень часто просто не имеет достаточных знаний, этот элемент имеет гораздо большее значение, чем в физике, где преподавание хотя, возможно, и лишено вдохновения, но всегда компетентно.↑

3-3. Пример такого обзора, хотя и весьма пристрастного, читатель найдет в сборнике: The New Economics. Ed. S. E. Harris. 1947.↑

3-4. Следует заметить, что если говорить о содержании теории, критик, последователь или даже апологет приходят во многом к одному и тому же: независимо от намерения исследователя его работа постепенно изменяет и в конце концов аннигилирует первоначальные смыслы. Но это не касается успеха научного достижения и того места, которое оно займет в истории науки. Здесь даже для мнения будущих теоретиков и тем более для будущего мнения всех экономистов-профессионалов и читающей публики гораздо важнее позиция и ценностные суждения автора. Например, легко составить набор аргументов (все они будут правильными) из работ, скажем, Хикса, Ланге, Модильяни и Самуэльсона, который в чьих-либо менее дружелюбных руках способен был превратиться в весьма разрушительную критику. Но у них не было намерения критиковать. В случае Кейнса достоинства работы и ее успех вместе взятые притупили остроту критики тех, кто мог нанести самый большой ущерб, — ср. с позицией Маршалла в отношении Рикардо.↑

3-5. Концепция автономности функции была выдвинута профессором Фришем. В системе соотношений (математических или иных), которые предполагаются одновременно выполнимыми в данной конфигурации данных, могут существовать отдельные соотношения, которые выполняются, только если выполняются остальные и, возможно, также если представленная конфигурация данных остается неизменной, и другие, которые остаются истинными, даже если некоторые соотношения не выполняются (и при другой конфигурации данных). Последние называются автономными, хотя этот термин используется и в других значениях (например, «автономные инвестиции»). Данное свойство не является абсолютным: соотношение может в большей или меньшей степени изменяться вследствие невыполнения других соотношений. Поэтому лучше говорить о большей или меньшей степени автономии. Статья Фриша по данной проблеме (насколько мне известно, неопубликованная) является одним из самых интересных вкладов нашего времени в чистую логику современной теории. [В ответ на запрос редактора профессор Фриш сообщил, что идея автономности функции достаточно полно изложена в напечатанных конспектах его нескольких лекций на норвежском языке и в печатной форме упомянута лишь кратко в статье Repercussion Studies at Oslo // American Economic Review. 1948. June.]↑

3-6. Smithies Arthur. Process Analysis and Equilibrium Analysis // Econometrica. 1942. Jan. Уже отмечалось, что большинство кейнсианцев (или авторов, использовавших кейнсианский или сходный с ним аппарат) вводили планируемые (или ex ante) сбережения и инвестиции, чтобы иметь возможность сделать равенство сбережений и инвестиций условием равновесия, а не тождеством, каковым оно является в случае уже осуществленных сбережений и инвестиций. Это согласуется с позицией Кейнса, так как он достаточно сильно подчеркивал разрыв, существующий между решениями о сбережениях и инвестициях. Кроме того, само по себе это не предполагает выхода за рамки кейнсианской статики. Но выход происходит, как только мы начинаем эксплицитно связывать сбережения и инвестиции с прошлым значением некоторой переменной, например с прошлым доходом. Тогда мы легко уходим, хотя и без логической необходимости, не только от кейнсианской статики, но и от кейнсианской системы в целом. Возьмем, к примеру, концепцию «праздных» сбережений. Иногда непрофессионалы полагают, что, согласно аргументации Кейнса, в экономике должны существовать сбережения, праздные в том смысле, что они не инвестируются. В рамках аргументации Кейнса это представление бессмысленно. Тем не менее оно приобретает смысл, как только мы вводим лаги. Нетрудно и показать, куда ведет нас использование лагов, если оно уводит нас от Кейнса: оно приводит нас к Робертсону и Лундбергу.↑

3-7. Mr. Keynes and the «Classics» // Econometrica. 1937. Apr. P. 159 <Хикс Дж. Мистер Кейнс и классики>.↑

3-8. «Забудь о периодах», — сказал он однажды ученику.↑

3-9. Интересный пример макродинамической модели циклических колебаний запасов, где используется кейнсианская функция потребления, служит иллюстрацией того, что я пытаюсь высказать. См.: Metsler Lloyd A. The Nature and Stability of Inventory Cycles // Review of Economic Statistics. 1941. Aug.↑