Когда я был молод, люди называли меня игроком. Когда оборот моих сделок увеличился, меня стали называть спекулянтом. Теперь меня зовут банкиром. Но все это время я занимался одним и тем же.

Эрнест Кассель, «Банкир королей»

Изо всех сил старайся избежать судьбы биржевого оператора; избежать ее не так уж трудно.

Уильям Уортингтон Фоулер,

«Десять лет на Уолл-стрит»

Я спекулирую, а вы играете

Подобно большинству родителей, Арти предпочел бы, чтобы его сын стал не биржевым спекулянтом, а профессором. Но он не мог удержаться от искушения похвастаться успехами своего ребенка перед другими отставными полицейскими. На собрании его бывших коллег один офицер в отставке сказал, что одна его дочь стала врачом, другая - концертирующей пианисткой, а сын - профессором астрофизики. Арти в ответ на это заметил, что оба его сына стали спекулянтами на бирже. «А, ты хочешь сказать, - игроками!» - раздался хор голосов. В этом ответе есть своя доля истины. Когда меня спрашивают, в чем разница между этими понятиями, я отвечаю: «Я делаю капиталовложения, вы спекулируете, а они играют».

Во всех этих видах деятельности играют свою роль эмоции, мотивации, экономика, социология и так далее. Всякая покупка совершается в надежде на выигрыш, несмотря на всю неопределенность и риск. Где же границы, отделяющие друг от друга азартную игру, капиталовложения и спекуляцию? Подозреваю, что работа профессионального картежника в казино гораздо ближе к управлению капиталовложениями, чем беспорядочная активность миллионов игроков на бирже.

Разницу между капиталовложениями и спекуляцией демонстрирует на практике старая байка о биржевике, покупающем акцию в ходе спекуляции, а потом держащем ее как капиталовложение, пока цена на нее падает. Впрочем, несмотря на все усилия авторов учебников и руководств по игре на бирже, убедительно объяснить, в чем состоит отличие между вышеперечисленными тремя родами деятельности, так и не удается.

Азартная игра отличается от спекуляции главным образом тем, что фактор риска в азартную игру вносится владельцами казино с целью развлечь публику, тогда как спекуляции риск внутренне присущ по определению, какова бы ни была цель этой спекуляции- увеличить капитал, перепродать товар или купить землю.

Впрочем, каковы бы ни были различия между спекуляцией и азартной игрой, одно я знаю наверняка: азартные игры с успехом заменяют мне спекуляции.

Хронология

Первый свой урок азартных игр я получил, когда мне было одиннадцать лет. В Брайтоне азартные игры были распространены повсеместно. В чем причина этого, я так и не установил: то ли все дело в переменчивой натуре обитателей Брайтона, поселившихся здесь из любви к прохладным бризам; то ли в дестабилизирующем влиянии близлежащего района увеселений Кони-Айленд; то ли просто саморазрушительных наклонностях, обычно присущих всем увлеченным игрокам в теннис. Все, что мне известно, - это то, что большинство хороших теннисистов не выиграли бы ни единого очка, если бы им за это не платили.

Обычный день на Брайтон-Бич начинался с матча в кункен [Кункен - разновидность карточной игры. - Прим. пер.] по высоким ставкам. Вокруг игроков собиралась толпа человек в пятьдесят. Затем вся эта толпа перемещалась к теннисному корту, где также разыгрывались партии на деньги. Лучшим игроком был Моэй Оренштейн. Он был правшой, но, чтобы уравнять шансы в игре на деньги, его заставляли держать ракетку в левой руке. В зависимости от ставок, Моэй играл и привязанный к стулу, и со связанными ногами, и отбивая мячи только ногами, как в футболе, и даже с тремя противниками сразу, разместившимися на трех прилегающих друг к другу кортах. И все равно он выигрывал, давая противникам фору от 15 до 20 очков из 21. Ставки варьировались от 1 доллара на человека до сотен долларов в отдельных, особенно крупных матчах.

Однажды меня пригласили выступить в матче с крупными ставками против тогдашнего чемпиона, Джорджа Баскина. Кое-кто поставил на меня; и я победил со счетом 21:14. Мои болельщики в награду дали мне пару кедов. Арти в то время дежурил с 8 утра до 4 дня; и когда он вернулся с работы, я сообщил ему: «Папа, я сегодня победил Джорджа Баскина в крупной игре. Но посмотри, что мне за это дали! Всего лишь пару кедов!»

«Какое счастье, что меня там не было!» - заявил в ответ Арти.

«Почему? Ты хочешь сказать, тебе бы не понравилось?»

«Да, - сказал он. - Это было бы ужасно. Я бы прекратил игру и хорошенько тебе всыпал. Я не желаю видеть, как ты играешь в азартные игры. Хуже всего на свете для меня будет, если ты вырастешь игроком. У одного парня, которого я считал одним из лучших своих друзей, были блестящие мозги и отличная работа. Но его уволили за то, что в обеденный перерыв он играл в карты. Когда босс велел ему убираться, этот парень стал умолять его подождать еще один день: на завтра у него был назначен матч-реванш с коллегами. Однажды я видел, как он одновременно играет две партии в покер. Он играл в карты даже в поезде, когда ехал на свою свадьбу. И так увлекся игрой, что опоздал на эту свадьбу, и невеста бросила его. Теперь он стал бродягой и никчемным человеком. Такова судьба игрока. Все они умирают под забором, и большинство из них к тому времени успевают совершенно опуститься. Но я хочу, чтобы такое случилось с тобой!»

Этот отрывок я показывал многим своим друзьям, в семьях которых есть завзятые игроки. Реакция всегда была одинаковой: несколько минут они молчали, а потом заявляли что-то вроде следующего: «Да, мой отец тоже был игроком и тоже умер в нищете». Пытаясь развеять мрачную атмосферу, я обычно добавлял: «Ну, по крайней мере надеюсь, он не умер опустившимся человеком?» И через несколько секунд раздавалась печальная реплика: «Боюсь что именно так оно и было».

Следующий мой урок был вполне тривиальным, но запоминающимся. До тех пор пока я не поступил в колледж, родители моей матери (и их сын - великий игрок дядя Хауи) жили в соседнем с нами доме. Они сдавали полуподвальное помещение внаем нищим квартирантам, которые не могли позволить себе платить за нормальное жилье. Однажды я предложил одному из таких квартирантов сыграть в карты по маленькой и обыграл его. А на следующий вечер его жена, вернувшись домой, вытолкала беднягу из окна, громко причитая: «Ты проиграл деньги за жилье!» Всякий раз, когда я держу крупную проигрышную позицию, а Сьюзен интересуется, закрыл ли я ее эти слова вновь звучат у меня в ушах. «Может, ты продашь хотя бы половину?» - спрашивает Сьюзен. И мне стыдно сказать ей, что я никогда этого не сделаю, потому что боюсь, что, как только я продам, начнется большое повышение.

Падший игрок

Финальную главу в мой юношеский учебник по азартным играм вписала катастрофа, постигшая моего кумира и инструктора по теннису Джима Ноурайли. Он великолепно брал низкие подачи: ничего подобного я не видел за всю свою жизнь. На уроки к Ноурайли Арти каждый раз два часа вез меня на машине. Ноурайли жил в поместье Элайстера Кука, где ему, разумеется, было позволено свободно пользоваться отличным теннисным кортом с синтетическим покрытием. У Ноурайли был классический «бекхенд» [«Бекхенд» - удар слева. - Прим. пер.] с большим «бексвингом» [«Бексвинг» - замах назад при ударе по мячу. - Прим. пер.]

И вот Арти привез в традиции Дона Баджа. Двух лучших юниоров Восточного побережья - Герба Фитцгиббона и Барри Негри - он уже научил этому «бекхенду», и теперь была моя очередь. меня на очередной урок. Ноурайли встретил нас в каком-то необычном беспокойстве. Первым делом он сообщил нам, что только что сыграл показательную партию с Доном Баджем и Джеком Крамером и очень устал. А затем, указав на чирикающих в небе птиц, добавил: «Слышите? Скоро пойдет дождь, а мне надо встречаться в Бельмонте с одним моим старым приятелем. Придется отменить занятия».

Мы с Арти отлично знали, что бывает с лошадьми, когда им приходится выступать на грязной дорожке. И еще лучше мы знали, что бывает с игроками, пристрастившимися к игре настолько, что способны пожертвовать карьерой и семьей, чтобы поставить все на какого-нибудь третьеразрядного «старого приятеля». Урок был отменен, и мы с отцом вернулись в Бруклин. В конце концов Ноурайли потерял все из-за игры на скачках и прочих сходных пороков. В последние годы жизни он едва сводил концы с концами, консультируя своих бывших учеников перед теннисными матчами.

Читая в «Нэйшнл Инквайер» о том, как очередную «звезду» постигла серия неудач в Лас-Вегасе и как этот кумир публики подрался со своей женой, пытавшейся оторвать его от игорного стола, я часто вспоминаю историю краха Ноурайли. Легенды хранят многочисленные примеры того, как принцы и царевичи теряли все, что имели, по вине одного неудачного броска костей. Больше всего мне нравится история графа Мазарина, который на смертном одре, буквально за секунду до смерти, проиграл в кости; ставкой была плата за его похороны.

Однако случаются и совсем другие истории. Когда мой однокашник в Гарварде, Эндрю Бейер, должен был сдавать выпускные экзамены, на ипподроме в Бельмонте ожидалось выступление лошади, в которой он был абсолютно уверен. Предположив, что шансов выиграть в Бельмонте у него больше, чем шансов сдать экзамен, Эндрю отправился на ипподром. И ему не пришлось сожалеть о своем решении. Сейчас он - один самых уважаемых в мире гандикаперов и ведет регулярную колонку в «Вашингтон Пост».

Пара энергичных спекулянтов за работой

Примерно сорок лет спустя, 2 июля 1994 года, благодаря любезному посредничеству Кевина Брандта из «Киддер Пибоди», я получил возможность сыграть в настольный теннис с бывшим чемпионом мира Марти Райзманом Партия должна была состояться в Нью-Иоркском клубе настольного тенниса на пересечении Западной 50-й улицы и 11-й авеню. Это злачное место битком набито проститутками, торговцами наркотиками и прочей отборной дрянью. Хотя «золотое правило» Марти состоит в том, чтобы ставить только на самого себя, его считают одним из лучших в мире мастеров по извлечению денег из тенниса. И я тоже не могу пожаловаться на невезение.

Чтобы разогреться, Марти проделал серию своих обычных трюков с ракеткой, в частности - сбил сигарету, поставленную вертикально на дальнем углу стола (измеренная скорость его убийственного удара справа составляла 112 миль в час!); потом набрал несколько тренировочных очков, отбивая мячи ребром ракетки; и, наконец, воспользовался вместо ракетки своим моноклем. Когда я провел один из самых лучших своих приемов, Марти презрительно отвернулся и пошел прочь от стола. В последнюю секунду он отбил мяч правым каблуком, и этот его удар оказался победным: мяч отскочил от ребра стола и я не успел его взять.

Сначала я играл левой рукой, чтобы убедить Марти будто я - еще хуже, чем кажусь. Но как только партия началась всерьез (Марта дал мне 15 очков форы), я переложил ракетку в правую руку - и облегчил его кошелек на несколько баксов.

Во второй партии я получил фору в 10 очков, но снова обыграл его, поскольку по условиям пари Марта теперь играл, сидя на стуле со спинкой. А затем, как свойственно всем Нидерхофферам, я поставил весь свой выигрыш на то, что мне казалось верной победой. Мы договорились, что Марта дает мне фору всего в 5 очков, но ему очки засчитываются только в том случае, если его мяч попадает в книгу, лежащую на моем конце стола. Но когда в каждой из первых десяти своих подач Марта попал в книгу, я понял, что победа мне не светит. Я вышел из игры, откупившись 99% всего, что я выиграл в предыдущих партиях, и в результате сумма моей прибыли за этот день составила один доллар.

Позднее, вечером того же дня. Марти поведал мне печальную историю. С тринадцатилетнего возраста он зарабатывал уйму денег на ставках в пинг-понге; он победил на семнадцати национальных чемпионатах и на показательном матче чемпионата мира в Японии; три года он путешествовал с командой «Гарлем Глобертроттерз» и, наконец, сколотил целое состояние, устроившись работать теннисным партнером в китайском ресторане, в двух шагах от клуба настольного тенниса на Западной 96-й улице, которым он управлял. А затем Марти решил играть на бирже. Он выискивал грошовые акции на биржах Ванкувера и Денвера и уговаривал своих друзей принять участие в их скупке. Начав с четырех тысяч долларов, Марта дошел до прибыли в полтора миллиона. В свой самый удачный день он получил прибыль в 500 000 долларов на акциях, которые он приобрел всего по 10 центов за штуку. «Почему я не занялся этим раньше?» - думал он.

Слушая его, я переживал чувство deja vu. Все это напоминало классическую историю XIX века о том, как можно разбогатеть, не моргнув глазом.

«А как насчет комиссионных на эти акции?» - поинтересовался я.

«Ну, я платил полные комиссионные в два или три цента за акцию; а когда сами акции стоили по два-три цента, я никогда не платил больше оферты. Затем я продавал эти акции».

Основываясь на железном законе биржи, я подсчитал, что при такой форме сделок дилер в итоге получал 100% и что в конце концов все деньги Марти получили дилеры и брокеры (независимо от того, насколько проницательно этот великий спекулянт выбирал акции для покупки).

«Ну, и чем же все это кончилось?» - спросил я.

«Ну, скажем так, я слишком передержал ситуацию. Все кончилось крахом. Но поначалу я получал 50% прибыли с каждой акции. Теперь я спекулирую в гораздо меньших объемах. Но мои друзья смогли сделать деньги: они выскочили раньше меня. И я этим горжусь».

«А что случилось с вашим брокером?»

«Ну, с ним-то ничего страшного не случилось. Я подсчитал, что с моих первоначальных четырех тысяч долларов он получил больше миллиона комиссионных».

Не желая расстраивать Марти, я не стал напоминать ему о квоте на разрыв между ценой спроса и ценой предложения, которая, по моим расчетам, составляла сумму, превышающую комиссионные в два раза.

Неизбежность расходов на комиссионные убедительно проиллюстрирована в автобиографических мемуарах профессионального игрока Н. М. Мура-младшего. Эта история начинается с того, что его лучший друг Бо (неграмотный парень, чья философия сводилась к жизненному кредо: «Делай деньги, и делай их честно; а если не можешь, все равно делай деньги»), предложил Муру объединиться в команду, чтобы обвести вокруг пальца их общего знакомого Клео.

Мур, не питавший к Клео особой симпатии, согласился. Отныне, когда они садились за карточный стол, Бо помогал Муру, тот обыгрывал Клео, а Бо получал 10% от выигрыша. Но вскоре Клео, втайне от Мура, заключил такой же договор с Бо, и Бо стал помогать ему. Только спустя пять-шесть партий Мур и Клео обнаружили, что всякий раз, когда кто-то из них двоих выигрывает, сумма оказывается меньше изначальной ставки, а Бо выигрывает постоянно. Бо стравил их и всякий раз буквально уводил деньги у них из-под носа. И когда этот обман раскрылся, Клео и Мур получили обратно всего 50% своих денег, а Бо, как обычно, все 100%.

Те из вас, кто имел несчастье играть в казино, наверное обратили внимание на один необычный феномен. Часто случается так, что никто из сидевших за столом не уходит победителем. А игорный дом в любом случае получает от 2 до 5% с суммы ставки! Этот процент кажется игрокам таким несущественным, а работники казино так искусно умеют отвести глаза, что почти никто не обращает внимание даже на сам факт сбора комиссионных. Брокеры, торгующие дешевыми акциями и фьючерсами, столь же ловко умеют, не привлекая внимания, извлечь из каждой ставки в пять раз больше, чем работники казино. Этому способствует чрезвычайное разнообразие операций (особенно когда речь идет о границах фьючерсной маржи от 5 до 10%), уйма бесплатных ланчей, исследовательских отчетов и приглашений на профессиональные семинары, а также искусство взволнованно дышать в телефонную трубку, которым в совершенстве владеют некоторые сексапильные брокерши.

Кошелек или жизнь

Производные рынки не мучаются угрызениями совести, когда речь идет об установлении квот на разрыв между ценой спроса и предложения (при том, что рынок в обязательном порядке получает 25%). Стандартная квота - 0,3 или 0,4% при двойном опционе на срок в три дня. Я стараюсь поставить дилеров на место, сказав что-то вроде: «Пожалуйста, не вносите это в счет. Если мои клиенты обнаружат, что я согласился на такую квоту, они засадят нас с вами за решетку». Если они не желают образумиться, я закрываю счет и присылаю им копию избранных мест из мемуаров Н. М. Мура-младшего.

Кроме как в момент открытия биржи, ни на одном рынке не бывает единой цены на какие-либо ценные бумаги или товары. Существует цена спроса и цена предложения. Квота Национальной ассоциации маклеров ценных бумаг на разрыв в 1/4 между ценой спроса и ценой предложения на десятидолларовую акцию доходит до 2,5%. С виду - недурно... но, поразмыслив, вы поймете, что если разворот тенденции происходит четыре раза в год, то за этот год вы теряете 10% от того, что получили бы, останься тенденция неизменно благоприятной для вас. Обычно разрыв между ценой спроса и предложения на фьючерсные контракты на рынках серебра или сои составляет 1/2 цента на пятидолларовый контракт, т.е. 0,l%. На рынке казначейских обязательств - самом ликвидном в мире - разрыв между ценой спроса и предложения на стодолларовую ценную бумагу составляет 1/32, или 0,03% На первый взгляд кажется, что такие маленькие разрывы даже в сочетании с комиссионными, не могут нанести сколь либо заметный удар по вашему кошельку: ведь они составляют меньше 1/10 процента от общей стоимости акций. Но это - иллюзия. Комбинация разрыва между ценой спроса и предложения, комиссионных и плохого исполнения заказа быстро пустит вас по миру.

Чтобы лучше понять, почему частые выплаты посредникам на торгах ведут к краху, представьте себе, что выиграете с брокерским домом в очень простую игру. Каждый день вы подбрасываете монетку. Если она выпадает «орлом» вверх, вы выигрываете один доллар; если «башкой» - проигрываете один доллар. Но с каждого броска брокер берет 20%. Каковы ваши шансы остаться победителем, сделав 200 бросков? Ответ прост: один шанс из ста тысяч. И похоже, вплоть до последних лет фактор брокеров-грабителей сильно недооценивали. Еще не ушли в прошлое комиссионные суммой в 50-100 долларов. Разрыв между ценой спроса и предложения на наиболее активно оборачиваемые на рынке товары, такие, как золото, зерно и фьючерсы фондовых рынков, доходит до 50 долларов за контракт, хотя в случае весьма популярных контрактов на казначейские обязательства он снизился до 32 долларов. Таким образом, в среднем в 1970-е и 1980-е годы с одной сделки брокер получал от 82 до 100 долларов.

И хотя в последнее время фьючерсные фирмы понизили стоимость услуг и комиссионные до 15 долларов за сделку для членов бирж, заключающих от пяти до десяти контрактов в день, все равно итог существенно не изменился.

Высокие комиссионные рано или поздно могут стереть спекулянта в порошок. Но они не сравнятся по своей разрушительной силе со скачками цен. Существующая на фьючерсных рынках возможность скачков цен в 50:1 предоставляет публике массу шансов обанкротиться.

В таблице 8.1 показан средний процент сдвигов за день на активных рынках в середине 1990-х годов. Сдвиг в 0,8% за день можно считать типичным. На фьючерсные сделки средний сдвиг от закрытия до закрытия биржи колеблется от 0,36% по британским фунтам до 1,42% по меди: средняя величина сдвига - 0,8%.

Предположим, ваш капитал составляет 2000 долларов. Вы вкладываете 1000 долларов в контроль над фьючерсами, чья номинальная стоимость составляет 50 000 долларов и в день колеблется в среднем на 400 долларов. Эти колебания составляют 20% от вашего капитала в 2000 долларов. Достаточно лишь небольшого сдвига не в вашу пользу (к примеру, сдвиги на среднюю величину три дня подряд или крупный сдвиг за один день, втрое больший среднего), чтобы вы потеряли 100% маржи и 50% своего капитала!

Теперь понимаете, почему для среднего спекулянта почти невозможно удержаться в игре, даже если он выдержит 20%-ные комиссионные? Против него играют два чрезвычайно мощных игрока: вышеупомянутые комиссионные и сдвиги цен. И там, где сдвиги цен делают 20% работы, остальные 80% доделывают комиссионные.

Когда я был еще молодым студентом Гарварда, все опубликованные книги по статистике умещались на одной библиотечной полке. А сегодня один только Уайли издает 160 книг по прикладной теории вероятности и серии по ее приложениям. В 1960-е годы по теории вероятности существовала только одна книга, изданная тем же Уайли: «Введение в теорию вероятностей и ее приложения» Вильяма Феллера [Рус. пер.: В.Феллер. Введение в теорию вероятностей и ее приложения. М.: «Мир», 1984. - Прим. пер. ]. Могу рекомендовать ее всякому, кто интересуется темой случайных блужданий. Глава, посвященная разорению азартного игрока, произвела на меня. в свое время огромное впечатление.

Известно множество историй о том, как игроки разорялись из-за непомерного богатства своих противников, и, о том, как рост ставок приводил к крупному перелому в игре. В ключевом параграфе вышеупомянутой главы из книги В. Феллера противопоставлены страховка и ожидание. Если бы каждый игрок избегал невыгодных ставок, «то это означало бы конец страхового дела, ибо осторожный водитель, страхующийся на всякий случай, играет при этом, очевидно, в технически «невыгодную» игру».

Здесь слышится зловещая перекличка с фундаментальной проблемой спекуляций: в какой момент, с точки зрения теории вероятности, следует вступать в игру на бирже; каков должен быть первоначальный капитал; каковы должны быть ставки; и, наконец, в какой момент надо остановиться и выйти из игры.

В книге Феллера можно найти множество случаев из реальной жизни. Например, обсудив вопрос о том, почему игрок с большим первоначальным капиталом часто имеет внушительный шанс выиграть небольшую сумму, но также и небольшой шанс полностью разориться, Феллер рассказывает такую историю:

«Некий игрок из года в год ездил в Монте-Карло и всегда успешно покрывал расходы на свой отдых. Он твердо верил в магическую власть над случаем. В действительности же в его опыте нет ничего удивительного. Если предположить, что он начинал с суммой, в десять раз большей его окончательного выигрыша, то каждый год вероятность успеха составляла примерно 0,9%. Вероятность непрерывающейся последовательности из десяти успехов равнялась приблизительно 0,37%. Таким образом, продолжительные успехи ни в коей мере не являются невероятными. Более того, в ОДНОЙ неудаче, по мнению игрока, конечно, были бы виноваты неосмотрительность или кратковременное недомогание».

Классическую задачу о разорении игрока, применимую ко всем областям спекуляции, можно изложить следующим образом. Игрок с начальным капиталом С играет против казино. В каждой игре он либо выигрывает 1 доллар с вероятностью Р, либо теряет один доллар с вероятностью Q, которая составляет 1-Р. Игрок намерен оставаться в игре до тех пор, пока его капитал не увеличится до некоего значения А либо не уменьшится до 0, т.е. до полного разорения. При такой игре вероятность разорения игрока рассчитывается по формуле:

Попробуем подставить в эту формулу какие-нибудь реальные значения. Допустим, у игрока есть 60%-ный шанс выиграть в каждой игре. Он начинает с капитала в 1 доллар и стремится увеличить свой капитал до 10 долларов. В таком случае вероятность разориться для него составляет 66,1%. Шанс выйти из игры с выигрышем в 10 долларов составляет для него 33,9% (100% - 66,1%). Таким образом, ему можно рассчитывать на финальный выигрыш в 3,39 доллара. Начав с 1 доллара, он получит прибыль в 2,39 доллара.

В таблице 8.2 сведены ожидаемые значения прибыли от последовательности игр при первоначальном капитале С и вероятности ежедневного выигрыша Р. Когда шанс на выигрыш составляет 60%, ожидаемая сумма выигрыша начинает приближаться к минимуму. Начав с 4 долларов, а не с 1, игрок увеличивает ожидаемую прибыль с 2.39 до 4,17 доллара. Этот прирост близок к относительному размеру выигрышей искусных и хорошо обеспеченных игроков в покер. Но если первоначальный капитал поднимается выше 4 долларов, то риск разорения уменьшается, а вместе с ним уменьшается и процент прибыли, необходимый для достижения цели в 10 долларов, Например, при начальном капитале в 9 долларов разорение происходит очень редко, но прибыль составит только 1 доллар (10-9).

Эта идеализированная формулировка задачи о разорении игрока демонстрирует то, что происходит на практике при игре на бирже. Спекулянт стремится, чтобы его ставка была достаточно невелика по отношению к его капиталу (дабы избежать разорения), но достаточно велика, чтобы достичь суммы выигрыша, на которую он рассчитывает. Однако, к сожалению, в реальной жизни спекулянт никогда не знает свои истинные ш