На следующее утро Теренс Бемиш сидел у себя в номере на седьмом этаже местного «Хилтона», с досадой щупая затылок. Голова у него болела жутко. На скуле вспух синяк в форме пиона.

Стукнули в дверь: в номер вошел Стивен С. Уэлси, сотрудник одного из крупнейших инвестиционных банков Галактики и его товарищ в этой глупой поездке.

— Ото, — сказал Уэлси, глядя с интересом на пионовый синяк, — это что, местная мафия?

— Так. Один тип помял мне фары.

— А дальше, — с нескрываемым интересом спросил Уэлси, знавший, что в шестнадцать лет будущий корпоративный налетчик Теренс Бемиш вышел в полуфинал юниорского чемпионата Федерации по кик-боксингу.

— Признаться, — сказал Бемиш, — я повел себя, как последняя скотина. Эти братья по разуму содрали с меня за аренду втрое больше, чем эта жестянка стоит. Я схватил парня за грудки и назвал его вейской обезьяной или вроде того. И получил по уху.

— Слава богу, что у вас хватило ума не драться дальше.

— Напротив, — горько сказал Бемиш, — я дал сдачи.

Брови Уэлси изумленно выгнулись.

— В целом, — пояснил Бемиш, — он уехал, а я остался сидеть задом в осколках своего же лобового стекла.

— А Шаваш?

— Я был у Шаваша — переоделся и поехал.

— И?

— Очень умный человек, — сказал Бемиш, — и очень образованный. Он прекрасно знает, что такое эмиссия [Эмиссия — выпуск ценных бумаг (акций или облигаций) акционерной компанией.], андеррайтер [Андеррайтер— банк, размещающий эмиссию. Обычно андеррайтер выкупает у компании все ценные бумаги и затем продает их инвесторам. В случае, если бумаги проданы не полностью, нереализованная часть остается на балансе банка в качестве его активов.], кумулятивная привилегированная акция [Привилегированная акция — акция, которая, в отличие от обыкновенной акции, не дает права ее владельцу голосовать на собрании акционеров, однако гарантирует ему стабильный доход, не зависящий от финансовых результатов, показанных компанией в этом году. Кумулятивная привилегированная акция — акция, дивиденды по которой не выплачиваются каждый год, а могут накапливаться несколько лет и затем выплачиваться сразу.], и т.д. Согласитесь, что в стране, где большинство населения уверено, что, когда корабль землян подлетает к небу, земляне стучатся в небо, и бог открывает им медную дверцу, — это большое достижение. Очень умный человек, который усвоил лучшее в двух культурах — Веи и Галактики.

— Что это значит?

— Что он может разорить тебя, не моргнув глазом, как менеджер какого-нибудь фонда-стервятника [Фонд-стервятник (vulture fund) — фонд, специализирующийся на покупке обесцененных облигаций компаний, в надежде что они повысятся в цене или что банкротство компании позволит владельцам облигации выручить деньги, превышающие затраты на покупку почти ничего не стоящих ценных бумаг.], и что он собственноручно может отрезать у тебя голову, как истый вейский чиновник. А впрочем, очаровательный человек.

— И что же очаровательный человек сказал вам по поводу вашего желания купить Ассалах?

— Что согласиться на наш вариант значит продать родину за банку сметаны.

— И что же? Можем собрать чемоданы и уезжать?

— Не совсем. Господин Шаваш намекнул, что он готов продать родину за банку сметаны, если банка будет большая.

Уэлси хмыкнул.

— Что я мечтаю, — сказал он, — что когда-нибудь Комиссия по ценным бумагам и рынкам капитала позволит завести в балансе графу: «на взятки чиновникам развивающихся рынков» — и что деньги из этой графы будут списаны с налогов.... Сколько он просит?

— До конкретных цифр дело не дошло.

Бемиш помолчал и продолжил:

— Акции компании фантастически недооценены. И потом, деньгами я ему не дам. Пусть покупает ордера акций [Ордера акций (варранты) — ценная бумага, которая дает ее владельцу право на приобретение в будущем акций компании по заранее фиксированной цене. В случае, если акции компании идут вверх, владелец варранта получает прибыль, зависящую от разницы между ценой акций, зафиксированной варрантом, и рыночной ценой акций: понятное дело, что на развивающемся рынке обе цены могут различаться в сотни, если не в десятки тысяч раз. Ордера акций, понятное дело, стоят очень дешево по сравнению с самими акциями], хотя бы будет заинтересован в том, чтоб компания действительно встала на ноги.

— Но вам что-то не нравится?

— Шаваш не является директором компании.

— Здравствуйте, — изумился Уэлси, — как это не является? На всех бланках написано: Шаваш Ахди, директор государственной Ассалахской компании...

— Это плохой перевод, Стивен. Компания не «государственная», а «государева». Чувствуете разницу? На вейском нет двух разных слов для обозначения «государя» и «государства», это просто два залога одного и того же существительного, — у них есть залоги существительных, такой вот язык. Поэтому там, где нам переводят «государство назначает», — написано «назначает государь». Государь лично назначает и сменяет президента компании, государь лично утверждает финансовые проектировки.. А если государь не утвердит план эмиссии? Плакала наша сметана...

— Гм, — сказал Уэлси, — судя по тому, что я слышал о здешнем государе, он не то чтобы проводит время над проспектами эмиссий денационализируемых компаний. Говорят, у него семьсот наложниц...

— Да, но это не гарантирует, что какой-нибудь чиновник, который терпеть не может Шаваша, не пойдет к государю и не разъяснит ему про банку сметаны.

— Джайлс из «Ай-Си» сказал, что без взятки Шавашу мы не добудем даже бумаг на предварительный осмотр космодрома, — задумчиво добавил Уэлси.

Бемиш разозлился:

— Что такое эта «Ай-Си»? Никогда ничего не слыхал о такой компании.

В этот миг раздался стук в дверь.

— Войдите, — крикнул Уэлси.

На пороге образовался мальчишка с карточкой на мельхиоровом подносике. Мальчишка, по местному обычаю, встал перед чужеземцем на тощую коленку. Бемиш взял карточку. Мальчишка сказал:

— Господин хотел бы позавтракать с вами. Господин ожидает внизу, в холле.

— Сейчас буду, — сказал Бемиш.

Мальчишка, пятясь, вышел. Бемиш торопливо засовывался в штаны и пиджак. Уэлси взял карточку.

— Киссур, — прочитал он. — Ого! Это тот государев любимчик, который спер у Ванвейлена бомбардировщик и устроил бойню над столицей, а потом на Земле спутался с анархистами и ЛСД? Где ты связался с этим наркоманом?

Бемиш обозрел в зеркале свой синяк.

— Наркоманы, — сказал Бемиш, — так не дерутся.

* * *

Теренс Бемиш спустился вниз.

Киссур, худощавый, улыбающийся, сидел на капоте машины. На нем были мягкие серые штаны, перехваченные широким поясом, вышитым серебряными акулами, и серая же куртка. В разрез куртки было видно толстое ожерелье из оправленных в золото нефритовых пластин, — ни дать ни взять воротник. Наряд, по современной моде, не очень бросался в глаза, если не считать ожерелья и перстней на пальцах. Бемиш невольно поморщился и потрогал скулу в том месте, где перстень Киссура содрал ему кожу.

— Привет, — сказал Киссур, — господин генеральный директор! В жизни не видел генеральных директоров, которые так дерутся! Или вы какой-то особенный?

— Особенный, — согласился Теренс Бемиш.

А Киссур обнял его, хохоча, посадил в машину и завел двигатель.

— Что вы видели в нашей столице?— спросил Киссур.

— Ничего.

— Так-таки ничего?

— Ну, открытки в холле гостиницы, — сказал Бемиш. — И там же — предупреждение: не есть на базаре жареных речных кадьмарчиков, если эти кальмарчики с левой реки, куда теперь «впадает» кожевенный комбинат.

— Понятно, — сказал Киссур, — тогда поехали.

Они проехали над рекой по синему лакированному мосту, запруженному торговыми столами и народом. Киссур остановился на мосту около лавки, где продавались венки, купил три штуки, — два он надел на шею себе и Бемишу, а третий, немного погодя, оставил в храме Небесных Лебедей.

После этого Киссур повез Бемиша по городу.

Город, еще не виденный Бемишем, был прекрасен и безобразен одновременно. Луковки храмов и расписные ворота управ сменялись удивительными пятиэтажными лачугами, выстроенными из материала, который Бемиш не решился бы употребить даже на картонный ящик; горшечники на плавучем рынке продавали чудные кувшины, расписанные цветами и травами, и пустые радужные бутылки из-под пепси-колы. По каналу весело плыли дынные корки и пестрые фантики, остатки всего, что произросло на Bee и что приехало с небес, всего, для чего нашлось место в ненасытном чреве Небесного Города и для чего не нашлось места в слабых кишках его канализации.

Они посмотрели на базаре ярмарочных кукол, которые, кстати, давали представление на сюжет нового популярного телесериала, знаменуя тем самым сближение культур, покормили священных мышей и побывали в храме Исии-ратуфы, где каменные боги, одетые в длинные кафтаны и высокие замшевые сапоги, кивали просителю головами, если тот бросал в щелку в стене специально купленный жетончик.

Киссур показал землянину чудные городские часы, сделанные в самом начале царствования государыни Касии. Возле часов имелось двадцать три тысячи фигурок, по тысяче на каждую провинцию, и все они изображали чиновников, крестьян и ремесленников, и все они вертелись перед циферблатом, на котором была изображена гора синего цвета. Бемиш спросил, почему гора синяя, и Киссур ответил, что это та самая гора, которая стоит на небе и имеет четыре цвета: синий, красный, желтый и оранжевый. Синей своей стороной она обращена к Земле, в силу чего небо и имеет синий цвет. А оранжевым своим цветом она обращена к богам, в силу чего небо над тем местом, где живут боги, оранжевое.

Это была довольно обычная культурная программа, если не считать того, что директора скромной компании, зарегистрированной в штате Дэлавер, США, Федерация Девятнадцати, сопровождал один из самых богатых людей империи.

Напоследок Киссур остановился у храма на одной из окраин. Причина, по которой Киссур это сделал, заключалась, видимо, в том, что к храму вела лестница в две тысячи ступенек. Киссур побежал по лестнице вверх, и Бемиш приложил все усилия, чтобы не отстать. Он запыхался, и сердце его бешено колотилось в грудную клетку, но землянин и веец бок о бок выскочили наверх колоннады, взглянули друг другу в глаза и рассмеялись.

— Как свиньи на скачках, — задыхаясь от смеха, — сказал Киссур. — Теренс, вы видели свиные скачки?

— Нет.

— Обязательно сходим. Я на прошлой неделе просадил двадцать тысяч из-за этого ублюдка Красноносого!

Внутри храма было темно и прохладно. Среди зеленых с золотом колонн сидел бронзовый бог в парчовом кафтане и замшевых сапогах, а в соседнем зале сидела его жена. Киссур сказал, что вейцы не очень хорошо думают о неженатых богах, потому что бог должен быть хорошим семьянином и примерным отцом, а то что же ему требовать с людей?

Бемиш слушал странную тишину в храме и разглядывал лицо бога-семьянина.

— А где вы, кстати, научились драться?

— У отца, — сказал Бемиш. — Он был известным спортсменом. Да и я чуть не стал им.

Даже в полутьме храма было видно, как презрительно вздернулись брови бывшего первого министра империи.

— Спортсменом... — протянул он. — Стыдное это дело — драться на потеху черни. Почему вы не стали воином?

Теренс Бемиш изумился. Признаться, ему никогда в голову не приходило идти в армию, даже во сне не снилось.

— Армия, — сказал Бемиш, — это для людей второго сорта.

Бывший премьер усмехнулся.

— Да, — проговорил он, — для землян все, из чего не добывают богатство, дело второго сорта. А земляне больше не делают денег из войны. Они делают деньги из денег.

— Я не это имел в виду, — возразил Бемиш. — Я хочу быть самим собой, а не устройством для нажимания на курок. Армия — это несвобода.

— Вздор, — сказал Киссур. — Война — это единственная форма свободы. Между воином и богом никого нет.

— Может быть, — согласился Бемиш, — только наша армия вот уже сто тринадцать лет не воевала.

Они вышли из зала, прошли через сад из камней и цветов и попали в другое крыло храма: оттуда поднимался запах вкусной пищи, и сквозь витую решетку Бемиш заметил автомобили с дипломатическими номерами. Бемиш подумал, что храм сдает этот дом в аренду, но Киссур сказал, что тут всегда был домик для еды.

Они спустились во дворик. Во дворике неутешно журчал фонтан, и под желтыми колышащимися навесами за столиками сидели люди. Киссур усадил Бемиша за стол и, поймав проходившего мимо официанта, вынул у него из корзинки два кувшина с вином и продиктовал заказ.

— Значит, — сказал Киссур, разливая по глиняным кружкам пряное пальмовое вино, — воевать вы никогда не воевали. А что же вы делаете?

— Я финансист. Возможно, принадлежащая мне компания будет заинтересована кое-что здесь купить.

— Вы богаты?

— Для того чтобы купить компанию, не обязательно быть богатым. Достаточно иметь репутацию человека, который за год менеджмента может повысить ценность акций компании втрое, и финансовую фирму, готовую собрать для тебя деньги.

— Ага. А у вас она есть?

— Да. Ее представляет мой спутник, Уэлси. Это ЛСВ-банк.

— А разве иностранные банки сюда пускают?

— ЛСВ не обслуживает депозитных счетов. Он занимается инвестициями, — сказал Бемиш, с некоторой обидой за пятый по величине инвестиционный банк Галактики.

И тут Киссур потряс Бемиша. Бывший первый министр империи Великого Света поглядел на Бемиша и спросил:

— А что, банки занимаются еще чем-то, кроме ростовщичества?

Бемиш помолчал. Потом осторожно справился:

— Киссур, вы знаете, что такое акция?

— Гм, — сказал бывший министр, — это когда дают в долг?

Бемиш едва не поперхнулся.

— А что, нет?

— Когда дают в долг и выпускают при этом ценные бумаги, это называется облигацией.

— Ну вот я и говорю: это разве не одно и то же?

— Нет, — сказал Бемиш, — когда компания выпускает акции, то тот, кто покупает акцию, становится совладельцем компании и получает право голоса на собрании акционеров и дивиденды, размер которых зависит от того, как у компании идут дела. А когда компания выпускает облигации, это значит, что она просто занимает деньги в долг и тот, кто покупает облигации, будет иметь гарантированные выплаты вплоть до срока погашения займа, если компания, конечно, не разорится.

— Ой, как интересно, — сказал Киссур и, прищелкнув пальцами, закричал:

— Хозяин! Где медузы?

Бемиш, который никогда не едал маринованных медуз и не испытывал большого к ним любопытства, искренне пожелал, чтобы медуз не оказалось. Но медузы, похожие на кучку разбитого плексигласа и обильно политые красным соусом, прибыли, и Киссур продолжал:

— И на какую же компанию вы нацелились?

— Компанию, которая получила концессию на строительство Ассалахского космодрома. 65% капитала компании принадлежит государю, и поэтому по вашим законам ее возглавляет назначенный государем человек — господин Шаваш.

Киссур, который смутно слыхал, что Шаваш возглавляет еще дюжину таких же компаний, включая одну, владевшую вторым по величине запасов (но сто восемнадцатым по рентабельности) урановым рудником Галактики, молча кивнул.

— И вы ее непременно купите? — спросил Киссур.

— Это зависит от многих причин.

— А именно?

— Состояния, в котором находится стройка сейчас, состояния мирового рынка капитала к моменту выпуска эмиссии, размера эмиссии и формы ценных бумаг, шансов на размещение эмиссии, — понимаете, ЛСВ может гарантировать эмиссию и получить прибыль от продажи ценных бумаг, а может случиться так, что цена после эмиссии упадет и весь убыток осядет на его же балансе. От формы ценных бумаг, наконец, — будут это акции, облигации, смешанные формы...

— Лучше облигации, — сказал Киссур.

— Почему?

— Вы же сами сказали, что если кто-то покупает акции, он покупает и компанию. А если кто-то через ваши акции купит наш космодром? Лезут сюда, понимаете...

Бемиш слегка поперхнулся, но это можно было отнести на счет непривычного вкуса медузы.

— Расскажите мне об этой компании, — потребовал Киссур.

— Компания «Ассалах» была организована четыре года назад с целью строительства и промышленной эксплуатации космодрома общей посадочной площадью свыше 50 квадратных километров, с возможностью последующего расширения. Под стройку были отчуждены около 30 квадратных километров общинных земель. Компания выпустила шестьсот сорок миллионов акций, номиналом в сто ваших ишевиков каждая. 65% этих акций были оставлены за государством, еще пять — отданы менеджменту. Около семи процентов пошло на уплату общинникам. Люди общины, вместо денег за отчужденные земли, получили долю участия в будущей стройке. Пятнадцать процентов акций было размещено через внебиржевой рынок Вей. Стройка шла очень быстро, акции котировались достаточно высоко, цена их на вторичном рынке ценных бумаг достигла трех тысяч ишевиков, или восемнадцати галактических денаров. Потом разразился скандал, связанный с воровством тогдашнего директора стройки, выяснилось, что построено втрое меньше планировавшегося, рынок рухнул, дирекцию арестовали чуть не в полном составе, рабочие разбежались и растащили все, что не украли директора, стройка закрылась сама собой и не открылась. Главой компании был назначен Шаваш, хотя я должен сказать, что он и раньше присутствовал в Совете Директоров.

— Все понятно, — сказал Киссур, — если Шаваш и раньше был в Совете Директоров, значит, это он поругался со своими коллегами и посадил их.

— Не знаю, — сказал Бемиш, — такие вещи, знаете ли, не пишут в проспектах эмиссий. Шаваш попытался организовать международную эмиссию и обратился в «Меррилл Роберте Дарнем». Дело было уже на мази, но потом инвесторы отказались подписываться на размещение.

— Почему?

— Потому что, — не без злорадства пояснил Бемиш, — в этот месяц в Чахаре случилось восстание, или то, что правительство сочло таковым, и некто Киссур во главе своих танков проехал, в частности, через производственные площади совместного предприятия по производству безалкогольных напитков, припечатав по дороге гусеницами одного из менеджеров по имени Роджер Гернис. И от этой поездки с ветерком ценные бумаги шести ваших предприятий, прошедшие международный листинг, упали и набили себе шишку, а о новых выпусках даже разговаривать никто не хотел. Или вы об этом не знаете?

Киссур задумчиво покрутил головой.

— Чего-то в этом роде мне говорили, — сказал он.— Только ничего плохого я не вижу в том, что ваши акулы не стали есть нашего карася.

— Ваш карась не поумнеет, пока его не съедят.

Киссур поднял голову и задумчиво уставился на Бемиша. Челюсти его энергично двигались, управляясь с медузой так, словно это была не медуза, а по меньшей мере баранья кость.

— Неплохо сказано, финансист, — заметил Киссур,— по крайней мере, откровенно. А твоя компания — тоже строительная?

— Более или менее.

— Чего строит?

— Она выпускает автоматизированные двери для вагонов монорельсовой подземки.

Киссур задумался. Видно было, что он соображает, какое отношение имеют автоматизированные двери к Ассалахскому космодрому, и сообразить это было ему трудно.

— Она у тебя от отца? — спросил Киссур.

— Нет. Я ее купил год назад.

— Зачем?

— Чтобы использовать как инструмент для приобретения более крупной компании.

Это было еще более откровенное, и даже скандальное, заявление, чем про карася, но оно, скорее, заставило бы поморщиться чиновников Всегалактического резервного фонда, — а Киссур никак на него не отреагировал.

Киссур налил Бемишу пальмового вина, и они оба выпили кружечку, и вторую.

— Так чем же ты особенный, а, директор? — вдруг заявил Киссур.

Бемиш помолчал. Он был не прочь заиметь в союзниках этого человека. Он видел, что тот довольно плохо относится ко всему, что связано с землянами и их деньгами, и он не мог предсказать реакции Киссура на его слова.

— Большинство генеральных директоров, — проговорил Бемиш, — карабкаются по корпоративной лестнице, играют в гольф с себе равными и заставляют компанию оплачивать космические перелеты своих кошек. Меня не пустят играть с ними в гольф. Таких, как я, называют корпоративными налетчиками. Мы нарушаем правила игры. Мы покупаем компании и вышвыриваем неэффективный менеджмент. Мы покупаем компании на деньги других людей, а потом расплачиваемся с заимодавцами тем, что распродаем половину покупки.

Киссур потягивал вино. Тот факт, что Комиссия по ценным бумагам и рынкам капитала в настоящий момент в очередной раз обсуждала правомочность действий корпоративных налетчиков и что имя Теренса Бемиша часто упоминалось не в самом лестном ключе на тамошних слушаниях, его явно не интересовал.

— Значит, — сказал Киссур, — Ассалахский космодром. Это в Чахаре, на границе со столичной областью... Отличный виноград растет в Ассалахе... А что, одной дырки в небо в Чахаре недостаточно?

— Нет, — сказал Бемиш, — одной дырки в небо оказалось маловато, к тому же дырка была временная и выстроена на болоте. В сезон дождей столица Чахара недоступна, словно тростниковая деревня в наводнение. Посадочные плиты цветут сырой плесенью, а корабли болтаются в космосе и предъявляют такие счета за неустойку, что на эти деньги, наверное, уже можно было построить десять космодромов или один дворец.

— Какой ужас! — изумился Киссур.

— Вы этого не знали?

— Я не лавочник, — оскорбился бывший первый министр империи, — чтобы знать такое. Каждый, кто интересуется такими вещами, начинает рано или поздно давать взятки или делать деньги.

Помолчал и прибавил:

— Так ты был у Шаваша по поводу этой... дырки в небе? Сколько он у тебя попросил?

Бемиш хищно улыбнулся.

— Я не привык чего-то давать руководству поглощаемых мной компаний, — не считая пинка под зад. Ассалах выставлен на инвестиционный конкурс. Я выиграю этот конкурс — и все.

Голубые глаза Киссура вонзились в сидевшего перед ним землянина. «Что-то тут не то, — подумал Киссур. — Или этот человек боится признаться во взятке, или Шаваш задумал с ним лисью штуку. Кто-то из них обманывает меня, и кому-то из них я намажу глаза луком».

* * *

Бемиш уехал в неизвестном направлении.

Стивен Уэлси побрился, принял душ, позавтракал, приготовил необходимые бумаги, отправился к чиновнику по имени Ишмик, который был связан с государственным архивом, в каковом архиве хранилась, согласно законам империи, финансовая отчетность Ассалахской компании за прошлые годы.

У ворот, покрытых серебряными завитками и золотыми перьями, сидели на корточках и лущили земляные орешки два стражника.

— Это дом господина Ишмика? — спросил Уэлси на интеринглиш, затормозив и высунувшись из машины.

— Ага, — сказал один из стражников.

Уэлси вылез из машины и ступил было на белую песчаную дорожку.

— А где подарки? — сказал стражник.

— Какие подарки? — изумился Уэлси.

— Подарки, чтобы мы доложили о вас господину Ишмику.

Уэлси залез обратно в машину, развернулся и уехал. Прошло минут пять. Стражники все так же сидели, луща земляные орешки, и задумчиво глядя на давно пустую дорогу.

— «Ниссан» двести пятьдесят четвертый, — сказал один из стражников, — последняя модель.

— Какое невежество, — сказал другой. — Разве можно являться в дом высокопоставленного чиновника без подарков. Этот человек совсем несведущ в обычаях!

Следующий визит Уэлси нанес в земледельческую управу. Ему надо было выяснить точный статус крестьянских и государственных земель, отчужденных под летную площадь Ассалаха. Изученный им еще на Земле проспект эмиссии говорил о долгосрочной аренде с правом выкупа, и Уэлси должен был установить, произведен выкуп или нет. Пухлый чиновник долго мял в руках бумаги, даже пытался делать вид, что читает по-английски, только документ держал вверх ногами.

— Почему бумага без подписи? — вдруг возгласил он, возвращая Уэлси лист.

— Но это же страница номер один! — сказал Уэлси. — Подпись есть на второй странице.

Чиновник нахохлился:

— А если первая страница — подложная?

— Вы что, прикажете мне лететь за подписью обратно на Землю? — раздраженно осведомился финансист. — Может, еще и билет оплатите?

Чиновник увидел, что это человек совсем невежественный, и постарался от него избавиться.

В третьей управе Уэлси едва успел войти в кабинет, где ему навстречу поднялся молодой, с пронзительно-умными глазами чиновник, как дверь растворилась вновь, и в комнату шмыгнул курьер из консульства Церрины, с большой корзинкой в руках. Чиновник отчаянно взглянул на Уэлси, тот пробормотал: «Я подожду в коридоре», и вышел. Через мгновение Уэлси услышал на интеринглиш:

— Примите от меня этот пустяк и взгляните на меня оком милости.

Уэлси выскочил вон.

* * *

Из кабачка Киссур потащил Бемиша к себе домой. Усадьба Киссура показалась Бемишу не особенно приверженной старине: над воротами таращила глазок телекамера и меж мраморных колонн, обрамлявших, по обычаю, дорогу к главному дому, были повешены мощные неоновые светильники. Впрочем, в саду Бемиш углядел алтарь, а на алтаре— распоротого ягненка.

Как выяснилось, Киссур привел Бемиша в дом обедать, а времяпровождение в кабачке считалось за возбудившую аппетит закуску. Бемишу икнулось. Киссур предупредил Бемиша, чтобы тот не ходил на женскую половину, и пошел громогласно распоряжаться насчет фазанов.

Землянин остался в одном из гостиных залов, с окнами, выходящими в сад, и стенами, затянутыми старинными шелками. Поверх ткани была развешана целая коллекция оружия: секира, выложенная перламутром и золотом; простой боевой топор; мечи; у одной стрелы был кончик в крови. Когда Киссур вернулся, Бемиш справился, по какому принципу составлена странная коллекция.

— Это оружие, из которого меня не убили, — ответил Киссур.

Он подошел и снял со стены тяжелое, с синей шишкой на конце, копье.

— В двух дневных переходах от вашего Ассалаха начинаются горы, и меня отрезали в этих горных лесах разве что с тысячью людей, а у Харана— так звали того негодяя — было тысяч пятнадцать. Но пока Харан переминался на равнине, я велел подрубить все деревья вдоль дороги, так, что они еле держались. И когда они углубились в лес, все деревья посыпались им на макушку, а мы зарезали тех, кто остался в живых. Впрочем, это было не такое уж легкое дело, и меня чуть не убило вот этим копьем.

Киссур помолчал.

— Теперь им глупо кого-то убивать, правда? Лазер-веерник куда надежней.

Киссур размахнулся и бросил копье. Оно пролетело в раскрытое окно и воткнулось в расписной столб беседки, стоявшей метрах в двадцати. Бемиш вышел посмотреть: копье пробило столб насквозь. Толщина столба была сантиметров тридцать.

Бемиш выдернул копье и вернулся в комнату.

Наевшись, Киссур потащил нового друга через реку, туда, где в лучах полуденного солнца сверкал и плавился Нижний Город, тысячелетнее обигалище ремесленников, лавочников и воров, застроенное кривыми непроезжими улочками и перегороженное воротами, за которыми жители кварталов совместно оборонялись от бандитов, а иногда и от чиновников.

У реки оглушительно гомонил рынок: пахло жареной рыбой и свежей кровью, бабка с лицом, похожим на кусок высохшего имбиря, быстро и ловко общипывала петуха, и, проходя мимо разгружающегося воза с капустой, Бемиш нечаянно заметил под капустой небольшой ракетомет.

Чуть подальше народ теснился вокруг передвижного помоста, на котором разворачивалось представление.

— Пойдем, — вдруг затеребил Киссур землянина, — это тебе обязательно надо увидеть.

Бемиш и Киссур пропихнулись поближе.

Почтенный старик в красном развевающемся платье с необыкновенным проворством изготовил две человеческие фигурки, — одну из глины, а другую из белого песчаного камня, положил их на помост и накрыл видавшей виды тряпкой. Провел руками, снял тряпку, — на месте глиняных фигурок вскочило двое юношей. Юноши стали отплясывать перед народом, и вскоре между ними и стариком завязался оживленный разговор. Бемиш полюбопытствовал, о чем пьеса.

— Это представление на тему старой легенды, — сказал Киссур. — Видишь ли, когда бог делал мир, он сделал двух людей, одного из глины, а другого из камня. Каждый из них знал столько же, сколько боги, но глиняный человек был простудушный и прямой, а железный — завистливый и хитрый. Однажды боги спохватились и подумали: «Люди ходят среди нас и, наверное, знают все, что мы знаем! Как бы это не навлекло на нас беду!»

Они позвали к себе железного человека и спросили: «Много ли ты знаешь?» И так как железный человек был хитер и скрытен, он на всякий случай ответил, что умен не более карася, который у него в корзинке. Боги прогнали его и позвали к себе глиняного человека и спросили, много ли он знает. «Все», — ответил простодушный глиняный человек. Боги подумали и вынули из него половину знания.

Теперь, когда Киссур разъяснил ему суть происходящего, Бемиш начал соображать, что происходит на сцене. Очень скоро ему стало ясно, что из человека, который наврал богам и знал столько же, сколько они, ничего хор