Официальную экономическую науку во Франции в первой половине XIX в. представляла “школа Сэя”. Вначале в этой буржуазной школе экономистов было сильно антифеодальное направление. Но по мере обострения классовой борьбы между буржуазией и пролетариатом идеологическое острие в официальной науке все более обращалось против рабочего класса, против социализма. “Школа Сэя” восхваляла предпринимателя-капиталиста, проповедовала гармонию классовых интересов, выступала против рабочего движения. В экономической политике ее главным принципом было laissez faire.

.Критика апологетических взглядов Сэя, согласно которым прибыль капиталиста порождается капиталом без всякой эксплуатации рабочих, имела важнейшее значение для выработки теории прибавочной стоимости Маркса. С именем Сэя связана постановка в буржуазной политэкономии такой важной проблемы, как механизм реализации общественного продукта. И в этой области критика Сэя, отрицавшего закономерность кризисов перепроизводства, сыграла заметную роль в развитии экономического учения марксизма.

В специальных областях экономической науки во Франции, как и в Англии, отмечался значительный прогресс. В исторической перспективе особое значение имела попытка Курно применить в экономической теории математические методы анализа.

Франция эпохи Бальзака

1789 год — начало Великой французской революции. 1799 —1815 годы — Консульство и Империя Наполеона Бонапарта. 1815 год — Реставрация Бурбонов. 1830 год — Июльская революция, свержение Бурбонов, установление конституционной монархии Луи Филиппа. 1848 год — Февральская революция и провозглашение республики. 1851 год — контрреволюционный бонапартистский переворот, 1852 год — основание Второй империи.

Таковы вехи французской истории интересующей нас эпохи. Но это лишь внешняя канва, изменения в политической надстройке общества. Главное — изменения в экономическом базисе. В этот период во Франции развернулась промышленная революция, начала развиваться машинная индустрия. Отношения между капиталистами и наемными рабочими становились главной формой общественных связей, прежде всего в городе, но в известной мере и в деревне. Буржуазия экономически и политически сменила дворянство в качестве господствующего класса общества.

Эта эпоха нашла свое художественное отражение в одном из самых поразительных созданий мировой литературы — в “Человеческой комедии” Бальзака. Как всякого большого писателя, Бальзака интересовал человек. Но он не только стихийно выражал своим творчеством тот принцип, что человек всегда существует лишь в рамках определенной эпохи и конкретной социальной группы, а сознательно положил его в основу своего грандиозного произведения. Бальзак писал, что “Человеческая комедия” — это одновременно история человеческого сердца и история социальных отношений.

Как известно, по политическим взглядам Бальзак был легитимистом, т. е. сторонником “законной” монархии Бурбонов. Он идеализировал аристократию и презирал буржуазию с ее культом денег и властью корысти. Но может быть, это было его силой, а не слабостью. Бальзак с гениальной проницательностью изобразил процесс возвышения буржуазии в его самых различных аспектах: от банкирского дома Нусингена, воплощавшего высшую “финансовую буржуазию”, до сельских ростовщиков и кулаков в “Крестьянах”. Верный правде жизни и искусства, он изобразил и разложение дворянства. Рабочий класс еще виделся Бальзаку в образе ремесленников и подмастерьев, но и это во многом соответствовало социальной действительности тогдашней эпохи. (Впервые ввести в литературу образы пролетариев, фабричных рабочих новой эры, закономерно выпало на долю английских писателей 40-х годов, особенно Элизабет Гаскелл и Шарлотты Бронте. Однако талант их был несравним: с талантом Бальзака.) Энгельс писал, что из созданной Бальзаком художественной истории французского общества он “даже в смысле экономических деталей узнал больше... чем из книг всех специалистов — историков, экономистов, статистиков этого периода, вместе взятых”.

По оценкам французских экономистов, национальное богатство страны увеличилось с 1815 по 1853 г. почти втрое. За эти годы число действующих веретен в хлопчатобумажной промышленности возросло более чем в 4 раза. Еще более резко увеличилось количество перерабатываемого за год хлопка, хотя оно и было в середине века все еще почти впятеро меньше, чем в Англии. Отставая от Англии в этом и во многих других отношениях (особенно в применении машин), Франция все же быстро проходила через основные этапы промышленного переворота. Стоимость ее экспорта выросла с 1815 по 1855 г. почти в 4 раза. Французские шелковые ткани, парижские швейные и галантерейные изделия, стекло и ряд других промышленных товаров вывозились в больших количествах во многие страны мира. Париж превращался в крупнейший промышленный и финансовый центр. Росли число акционерных обществ и объем биржевых сделок, развивались банки, появились сберегательные кассы.

В Париже бурлила политическая и идейная жизнь, издавались читаемые во всей Европе газеты и журналы. Эмигранты из Германии и Польши, России и Италии составляли важный элемент парижской интеллигенции. Франция оказывала сильное интеллектуальное влияние на другие страны. Идеи, родиной которых был Париж, воспринимались в Европе и Америке с таким же интересом и почтением, как парижские моды. Поэтому и концепции “школы Сэя”, нередко в изложении способных публицистов, широко распространялись за пределами Франции. Они определяли, в частности, лицо официальной экономической науки в России.

Сэй как человек и ученый

Жан Батист Сэй родился в 1767 г. в Лионе. Он происходил из гугенотской буржуазной семьи. В детстве Сэй получил неплохое образование, но рано начал службу в торговой конторе. Он усиленно занимался самообразованием.

Изучая политическую экономию, Сэй прежде всего штудировал “Богатство народов” Смита.

Он восторженно принял революцию. Его патриотического пыла хватило на то, чтобы пойти волонтером в революционную армию, воевавшую с европейскими монархами на западных границах Франции. Но якобинской диктатуры для Сэя оказалось уже слишком много. Он ушел из армии и вернулся в Париж, где стал редактором довольно солидного журнала. Власть консервативной буржуазии, правившей в эти годы после свержения якобинцев, в общем устраивала Сэя, хотя он и критиковал многие действия правительства.

Консульство Бонапарта сначала принесло Сэю дальнейшее выдвижение. Он получил пост члена трибунала в комитете финансов. Одновременно Сэй работал над большим сочинением, которое вышло в 1803 г. под заглавием “Трактат политической экономии, или Простое изложение способа, которым образуются, распределяются и потребляются богатства”. Эта книга, которую Сэй впоследствии многократно переделывал и дополнял для новых изданий (при жизни автора их вышло пять), так и осталась главным его произведением.

“Трактат” Сэя представлял собой упрощенное, схематизированное и очищенное, как он считал, от ненужных абстракций и сложностей изложение Смита. Трудовая теория стоимости, которой, хотя и не вполне последовательно, следовал шотландец, уступала место “плюралистической” трактовке, где стоимость ставилась в зависимость от ряда факторов: субъективной полезности товара, издержек его производства, спроса и предложения. Идеи Смита об эксплуатации наемного труда капиталом (т. е. элементы теории прибавочной стоимости) совершенно исчезли у Сэя, уступив место теории факторов производства, о которой речь специально пойдет ниже. Сэй следовал Смиту в его экономическом либерализме. Он требовал “дешевого государства” и выступал за сведение к минимуму его вмешательства в экономику. В этом отношении он примыкал также к физиократической традиции. Экономический либерализм Сэя имел особое значение для судьбы книги и автора.

Экономическая политика Консульства и Империи, хотя и буржуазная по своему общему характеру, была решительно направлена против смитианской свободы торговли. Наполеону для его войн и для борьбы сАнглией была нужна промышленность, но он рассчитывал, что она сможет быстро вырасти благодаря жесткому протекционизму и всестороннему регулированию хозяйства. Это открывало простор для бюрократического произвола и фаворитизма. Хозяйство, финансы и торговлю Наполеон рассматривал только как орудия своей завоевательной политики. Один современник писал: “Он хотел управлять торговлею, как батальоном, совершенно не считаясь с какими бы то ни было чисто торговыми соображениями”. Наполеону была нужна лишь такая экономическая теория, которая оправдывала и обосновывала бы его политику.

Книга Сэя привлекла внимание публики и была замечена Наполеоном. Скромный чиновник был приглашен к первому консулу для беседы по вопросам, затронутым в его книге. Сэю было дано понять, что, если он хочет быть в милости у власти, ему надлежит переработать “Трактат” в духе взглядов и политики Наполеона. Однако Сэй отказался это сделать и был вынужден уйти в отставку.

Будучи человеком энергичным, практически сметливым и предприимчивым, он обратился к новой для него области промышленного предпринимательства: купил пай в текстильной фабрике. Сэй разбогател. Это наложило печать на всю его дальнейшую научную и литературную деятельность. Теперь это был не только буржуазный интеллигент, но буржуа-практик, знаток конкретных нужд и потребностей своего класса. Его неприязнь к абстракциям еще более возросла, на экономическую науку он все больше смотрел как на источник практической мудрости для буржуа-предпринимателей. У него появилась тенденция сводить политическую экономию к проблемам организации производства и сбыта, управления предприятиями. Особенно важную роль в капиталистическом хозяйстве он отводил теперь фигуре предпринимателя, которого он наделял чертами смелого новатора, способного наиболее эффективно объединить в процессе производства капитал и труд.

В 1812 г. Сэй продал свой пай в фабрике и поселился в Париже довольно состоятельным рантье. Падение Наполеона и реставрация Бурбонов позволили ему наконец выпустить второе издание “Трактата”. Оно принесло Сэю славу крупнейшего французского экономиста. Сэй был обласкан новым правительством. Он легко отказался от республиканизма своей молодости и стал верно служить Бурбонам: ведь буржуазия удержала свои завоевания, а экономическая политика теперь склонялась к свободе торговли.

Сэй был плоть от плоти третьего сословия, того французского буржуазного третьего сословия, которое совершило революцию, потом испуганно отшатнулось от нее, кинулось в объятия генерала Бонапарта и отреклось от императора Наполеона, когда он не оправдал надежд буржуазии. Личная судьба Сэя отражает этот исторический и классовый поворот позиций французской буржуазии.

Сэй с его культом трезвого рассудка и коммерческого расчета был точно создан для этой эпохи, когда буржуазия консолидировала свои позиции. Он начал читать публичные лекции по политической экономии, а в 1819 г. получил кафедру “промышленной экономии” в Национальной консерватории искусств и ремесел. Лекции Сэя были весьма популярны. Как и в своих сочинениях, он упрощал проблемы политической экономии, сводя их до уровня обывательского рассудка. Искусный систематизатор и популяризатор, он создавал у слушателей иллюзию ясности и доступности. Политическая экономия прежде всего Сэю обязана тем, что в 20-х годах она была во Франции почти так же популярна, как и в Англии. Сочинения Сэя переводились на многие языки, в том числе на русский. Он был иностранным членом Петербургской академии наук.

В 1828-1830 гг. Сэй издал 6-томный “Полный курс практической политической экономии”, в котором, однако, не давал ничего теоретически нового по сравнению с “Трактатом”. Он занял специально созданную для него кафедру политической экономии в Коллеж де Франс. Сэй умер в Париже в ноябре 1832 г.

Сэй последних десятилетий мало симпатичен. Купаясь в лучах славы, он, по существу, прекратил всякие научные поиски и только без конца повторял свои старые идеи. В печатных выступлениях он отличался нескромностью и бахвальством, в полемике применял недобросовестные приемы и грубый тон.

Для марксистов Сэй прежде всего основатель вульгарной политической экономии XIX в. Используя слабые стороны Смита и в прямой полемике с Рикардо, он заменил их стремление к глубокому анализу коренных закономерностей капитализма скольжением по поверхности экономических явлений. Тем не менее (а в известном Смысле именно поэтому) Сэй занимает важное место в истории буржуазной науки. Сэй был первым, кто в ясной форме высказал мысль о равноправном соучастии факторов производства — труда, капитала и земли — в создании стоимости продукта. После того как эта идея была развита в работах многих авторов, экономистам 70—90-х годов оставалось только создать единую теорию в отношении принципов, на основе которых оплачиваются “услуги” каждого фактора. Таким образом, Сэй является родоначальником буржуазно-апологетической теории распределения.

Факторы производства и доходы

Труд — заработная плата, капитал — прибыль, земля — рента. Вспомним еще раз эту триаду, или триединую формулу, которая играет в буржуазной политической экономии такую важную роль.

Теория факторов производства Сэя была попыткой ответить на основной вопрос, разрешения которого мучительно искали и Смит и Рикардо. С развитием капитализма производство материальных благ все больше ведется с применением средств производства, принадлежащих особому общественному классу. Следовательно, стоимость товаров должна каким-то образом содержать в себе элемент, приходящийся на долю класса капиталистов. Как возникает эта доля и чем она определяется?

Для Смита и Рикардо (как мы видели, и для рикардианцев вплоть до младшего Милля) это была одновременно проблема стоимости и распределения. У Сэя дело обстоит гораздо проще. По существу, теория распределения у него отделена от теории стоимости, причем последняя его вообще мало интересует. От процесса производства остается в результате лишь одна сторона — создание полезностей, потребительных стоимостей. При такой постановке вопроса действительно очевидно, что для всякого производства необходимо соединение природных ресурсов, средств и орудий труда, рабочей силы, или, иначе говоря, земли, капитала и труда. На эту очевидность и напирает Сэй.

Следует возразить, что это общая черта всякого процесса производства и поэтому она не может объяснить специфику капиталистического производства. Но такое возражение не могло даже прийти в голову Сэю, так как для него капиталистический способ производства был еще больше, чём для Смита, единственно мыслимым, вечным и идеальным. Существование капиталистов и землевладельцев казалось ему своего рода законом природы, вроде восхода и захода солнца.

В теории Сэя прибыль предстает как естественное порождение капитала, а рента — как естественное порождение земли. И то и другое совершенно независимо от общественного строя, от классовой структуры, от формы собственности. Капитал приносит прибыль, как яблоня — яблоки, а смородинный куст — ягоды смородины.

Эта концепция в корне противоположна трудовой теории стоимости и теории прибавочной стоимости. Она отрицает эксплуатацию рабочих капиталистами и землевладельцами и изображает экономический процесс как гармоническое сотрудничество равноправных факторов производства. Главное сочинение Фредерика Бастиа, получившего из всех последователей Сэя наибольшую известность, так и называлось: “Экономические гармонии”. Вот почему для Маркса, как уже говорилось, теория факторов производства была важнейшим воплощением вульгарной политической экономии.

Теория факторов производства в том виде, в каком ее излагали Сэй и его ученики, даже в буржуазной науке заслужила репутацию чрезмерно упрощенной и поверхностной. Шарль Жид, известный французский историк экономической мысли, писал, что “необходимость ясности в изложении иногда понуждала его (Сэя.— А. А.) скользить по поверхности важных проблем вместо того, чтобы проникать вглубь их. В его руках политическая экономия часто становится слишком простой. Некоторые трудности он заволакивает чисто словесным разрешением. Неясность Смита часто плодотворна для ума, а ясность Сэя не дает ему никакого стимула”.

Действительно, ответы, которые давал Сэй на коренные вопросы экономической науки своего времени, в большой мере были уходом от этих вопросов. Как образуется стоимость и чем в конечном счете определяются цены товаров? Как складываются пропорции распределения созданной стоимости — доходы, приходящиеся на долю каждого из факторов производства? Сэй и его ученики не могли, по существу, ничего сказать об этом. Они отделывались банальностями, общими местами.

В своих сочинениях Сэй рассматривал в отдельности каждый вид дохода, но интерес представляет лишь его трактовка прибыли. Как мы уже знаем, прибыль распадается на ссудный процент и предпринимательский доход. Первый присваивается капиталистом как собственником капитала, второй — капиталистом как руководителем предприятия. Для Сэя предпринимательский доход не просто род заработной платы, которую мог бы получать и наемный управляющий. Это — вознаграждение за особую и очень важную общественную функцию, суть которой — рациональное соединение трех факторов производства. Доходы предпринимателя, писал Сэй,— это “вознаграждение за его промышленные способности, за его таланты, деятельность, дух порядка и руководительство”.

Объяснение предпринимательского дохода организующей ролью предпринимателя было подхвачено Маршаллом. Шумпетер использовал другой мотив Сэя — роль предпринимателя как новатора, носителя технического прогресса. Наконец, американец Найт писал, что предприниматель несет “бремя неопределенности”, или, проще говоря, риска, за что должен быть особо вознагражден; намек на это также есть у Сэя.

Проблема соединения элементов природы, овеществленного и живого труда в процессе производства существует и независимо от той апологетической трактовки, которую ей давала “школа Сэя” и дает современная буржуазная политическая экономия. Это не только социальная, но и важнейшая технико-экономическая проблема.

Данной цели, скажем увеличения сбора пшеницы на 50%, можно достичь разными путями: расширением посевных площадей или увеличением прилагаемого труда и материальных затрат (капитала) на тех же площадях, приложением дополнительного капитала при данном количестве труда или добавлением труда. Конечно, в реальной жизни задача будет решаться путем комбинации прироста элементов (факторов). Но в каких пропорциях их лучше комбинировать? Как следует учесть конкретное положение в данной стране или районе, в особенности степень дефицитности каждого вида ресурсов? Если есть большие свободные площади — одно дело. Если их нет, но есть масса незанятых рабочих рук — другое, И так далее. Ясно, что все это важные вопросы, которые ставит жизнь перед экономической наукой. Они могут вставать как в масштабе отдельного предприятия (в микроэкономическом плане), так и в масштабе страны (в макроэкономическом плане).

Национальный доход или общественный продукт страны можно рассматривать как массу производимых за год потребительных стоимостей. Денежная оценка этих величин представляет собой способ измерения единой мерой физического объема всей этой бесконечно многообразной совокупности: цемента и штанов, автомобилей и сахара... Изменения их отражают прирост физического объема продукции, т. е. прирост богатства, благосостояния. При такой трактовке вполне обоснован вопрос о доле национального дохода (или продукта), приходящейся на каждый из факторов, участвующих в производстве, и о доле прироста этих величин, даваемой приростом каждого из факторов. Исследование функциональных зависимостей между затратами факторов (в социалистической экономике — основных и оборотных фондов и живого труда) имеет важное значение для повышения эффективности народного хозяйства. Конечно, предположения о независимости каждого из факторов в создании продукции (рассматриваемой как сумма потребительных стоимостей), о делимости этих факторов и т. д. являются упрощенными допущениями. Но, помня об этих допущениях и учитывая ограничения, налагаемые на анализ действительными условиями, мы можем с определенным эффектом использовать “факторный” анализ производства. Одним из методов этого анализа, широко применяемым в настоящее время, является метод производственных функций. В общем виде можно считать, что объем производства (данного товара или ряда товаров, на данном предприятии или в данной стране и т. д.) является функцией ряда переменных, число которых может быть как угодно велико. В математических символах это можно записать:

Y=F(x₁, x₂, ... x_n)

где Y — продукция, x_1, х₂ ... х_n — различные факторы, например численность рабочих, уровень их квалификации, число станков, качество сырья и т. д.

Было предложено множество видов этой функции с различной комбинацией аргументов. Наиболее известной является функция Кобба — Дугласа, названная так по имени американских ученых 20-х годов, и имеющая вид:

Y=AK^αL^β

Здесь предполагается, что объем производства определяется двумя факторами: К (количеством капитала, т. е. используемых средств производства) и L (количеством труда). Степенные показатели α и β показывают, на сколько процентов увеличится продукция, если увеличить на 1% соответственно количество капитала и труда, каждый раз оставляя количество другого фактора фиксированным. Величина А есть коэффициент пропорциональности; ее можно трактовать также как величину, учитывающую все качественные, не выражающиеся в количествах капитала и труда, факторы производства.

Многие ученые пытались развить и усовершенствовать функцию Кобба — Дугласа, ввести в нее динамические элементы, особенно технический прогресс. В частности, в этой области важное значение имели работы голландца Я. Тинбергена, ставшего в 1969 г. первым лауреатом Нобелевской премии по экономике. Имеются статистико-математические исследования, авторы которых дают более или менее правдоподобные оценки количественной доли основных факторов (в том числе фактора “технический прогресс”) в росте продукции.

“Закон Сэя”

Мы уже несколько раз сталкивались с “законом рынков” Сэя, или, попросту, с “законом Сэя”. Проблема реализации и кризисов, которой он касается, играет огромную роль в развитии капитализма и политической экономии. История “закона Сэя” слегка напоминает историю “закона народонаселения” Мальтуса. В первом издании “Трактата” (1803 г.) Сэй написал четыре странички о сбыте. На них в очень нечеткой форме была изложена мысль, что общее перепроизводство товаров в хозяйстве и экономические кризисы в принципе невозможны. Всякое производство само порождает доходы, на которые обязательно покупаются товары соответствующей стоимости. Совокупный спрос в экономике всегда равен совокупному предложению. Могут возникать лишь частичные диспропорции: одного товара производится слишком много, другого — слишком мало. Но это выправляется без всеобщего кризиса. Подобно основной идее Мальтуса, это простое положение отличается внешним подобием самоочевидности. Но с другой стороны, бросается в глаза его непомерная абстрактность, делающая мысль Сэя, по существу, бессодержательной.

Скоро вокруг “закона Сэя” (тогда он еще не носил этого громкого названия) развернулась бурная дискуссия. В ней приняли участие крупнейшие ученые-экономисты той эпохи, в том числе Рикардо, Сисмонди, Мальтус и Джемс Милль. Защищая и обосновывая свою идею, Сэй с каждым новым изданием “Трактата” раздувал изложение “закона”, Однако так и не придал ему сколько-нибудь четкой формы.

В наше время дискуссия о “законе Сэя” в западной науке — это в основном дискуссия между сторонниками так называемого неоклассического и кейнсианского направлений в политической экономии. Первые, даже если они не ссылаются на “закон”, фактически стоят на позициях, в общем и целом восходящих к Сэю. Они говорят, что через гибкость цен, заработной платы и других основных элементов экономика может стихийно, автоматически избегать серьезных кризисов. Поэтому они обычно выступают против большого вмешательства буржуазного государства в экономику. В смысле взглядов на экономическую политику неоклассическое направление часто склоняется, таким образом, к “неолиберализму”.

Напротив, Кейнс и его последователи указывают на неизбежность кризисов в свободно развивающейся капиталистической экономике и критикуют “закон Сэя”. Кейнс писал, что приверженность профессиональных экономистов к этому “закону”, который опровергается жизнью, привела к тому, что со стороны рядового человека “стало заметно все меньше и меньше склонности относиться к экономистам с тем же уважением, как к другим группам ученых, у которых теоретические выводы, когда их применяют на практике, согласуются с наблюдениями”. Кейн-сианское направление выступает за широкое вмешательство государства в экономику.

Некоторые ученые пытаются примирить оба эти па-правления, взяв из каждого определенные элементы. В этом, в частности, состоит суть “неоклассического синтеза” Самуэльсона, учебник которого, изданный в русском переводе, упоминался выше.

В рассматриваемую эпоху, т. е. в первой половине XIX в., “закон Сэя” — или то, что под ним понимали тогдашние экономисты,— сыграл двоякую роль. С одной стороны, он отражал свойственную “школе Сэя” веру в предустановленную гармонию буржуазного общества и хозяйства. Эта школа не видела или не хотела видеть противоречий, неизбежно ведущих к кризисам перепроизводства. “Закон Сэя” подразумевает, что товары производятся непосредственно ради удовлетворения потребностей людей и обмениваются при совершенно пассивной роли денег в этом обмене. Это бесконечно далеко от действительности. Но в “законе Сэя” была и прогрессивная для своего времени сторона. Он был направлен против тезиса Сисмонди о невозможности поступательного развития капитализма. В нем, хотя и в очень неточной форме, выражался тезис, что капитализм в ходе своего развития сам создает себе рынок и в принципе не нуждается для разрешения проблемы реализации в пресловутых “третьих лицах” Мальтуса и Сисмонди. Используя аргументы Сэя, буржуазия выдвигала прогрессивные требования сокращения бюрократического государственного аппарата, свободы предпринимательства и торговли. Все это отчасти объясняет и то, почему Рикардо принял теорию рынков Сэя.

Курно: жизнь и деятельность

Многие экономические явления и процессы носят по самой своей природе количественный характер. Даже если какие-либо величины в экономике невозможно или, нецелесообразно измерять, мы обычно можем по крайней мере что-то сказать о них по принципу “меньше — больше”. Между экономическими величинами существуют количественные связи: если изменяется одна из них, то по какому-то закону изменяется другая или другие, связанные с первой. Скажем, если повышается цена на данный товар, то, вернее всего, снизится в какой-то мере спрос на него. Характер этой зависимости, вероятно, может быть описан какой-то функцией. Приблизительно такие соображения заставили некоторых мыслящих людей уже в XVIII в. задуматься над вопросом, не следует ли применить математику для изучения экономических явлений. И такие попытки делались. Однако лишь после Рикардо развитие теоретической экономии вплотную подвело к математической формализации некоторых коренных проблем этой науки.

Первым ученым, который сознательно и последовательно применил математические методы в экономическом исследовании, был француз Антуан Огюстен Курно. Произведение Курно, принесшее ему впоследствии славу, вышло в 1838 г. и называлось “Исследование математических принципов теории богатства”. Поскольку оно не вызвало при его жизни почти никакого интереса, в литературе по истории экономической мысли сложилось представление, что Курно был талантливым неудачником, “мучеником науки”. Это не совсем верно. Курно прожил спокойную и обеспеченную жизнь профессора высшей школы и администратора учебных заведений. Он был автором ряда математических сочинений, имевших в свое время успех. Курно находился в хороших отношениях со всеми режимами, сменявшими друг друга во Франции на протяжении его долгой жизни, и занимал видное место в официальной науке и на государственной службе.

Но вместе с тем верно то, что Курпо болезненно ощущал непризнание его научных заслуг в гораздо более глубоком смысле. Он пытался найти с помощью математики и философии какой-то синтез естественных и общественных наук. Его сочинения последних двух десятилетий жизни посвящены в основном философии естествознания. Не применяя формул, Курно попытался также в двух работах 60-х и 70-х годов вернуться к экономической науке, но и они не привлекли внимания публики. Эти работы Курно не имеют оригинальности его первой книги и, в отличие от нее, так навсегда и остались пылиться на библиотечных полках. Они никогда не переиздавались. Биограф Курно пишет: “Имеется явный контраст между его блестящей служебной карьерой и совершенно недостаточным признанием его при жизни как ученого... Печально и гордо говорит он в своих записках, что какой бы малый сбыт ни находили его сочинения, особенно во Франции, они все же содержали более или менее новые идеи, способные больше, чем ранее, осветить общую систему наук”.

Курно родился в 1801 г. в маленьком городке Гре (в Восточной Франции) в состоятельной мелкобуржуазной семье, среди членов которой были хорошо образованные люди. Дед его был нотариусом и оказал на воспитание мальчика большое влияние. Курно был необычайно тихим и усидчивым ребенком, склонным к чтению и размышлению. Возможно, этому способствовала рано развившаяся сильная степень близорукости. До 15 лет он учился в школе, затем около четырех лет жил дома, занимаясь чтением и самообразованием, и некоторое время посещал коллеж в Безансоне. В 1821 г. он поступил на естественное отделение Высшей нормальной школы в Париже, где его увлечение математикой проявилось в полной мере. Однако вскоре школа была временно закрыта правительством по причине антироялистских настроений студентов, и Курно, несмотря на свою аполитичность, попал на некоторое время: в числе других студентов под надзор полиции.

С 1823 по 1833 г. Курно жил в семье маршала Сен-Сира как воспитатель его сына и секретарь маршала, писавшего мемуары о временах Империи. Все эти годы Курно много занимался науками, посещал лекции в разных учебных заведениях, опубликовал несколько статей. В 1829 г. он получил от Парижского университета докторскую степень за работу по математике. Он сблизился со многими видными учеными, особенно с математиком Пуассоном, который считал Курно одним из своих талантливейших учеников и до конца жизни покровительствовал ему. Благодаря протекции Пуассона Курно получил место профессора в Лионе и начал там преподавать высшую математику. Через год он был переведен ректором академии (университета) в Гренобль, где проявил себя дельным администратором. В 1838 г. он получил еще более высокий пост в системе народного образования, став генеральным инспектором учебных заведений. В начале 40-х годов вышли в свет и главные математические труды Курно.

Для биографов представляет своего рода загадку, каким образом среди этих многообразных трудов и, по внешней видимости, совершенно неожиданно появилось на свет экономическое сочинение Курно. Не обнаружено никаких признаков того, что до этого он проявлял интерес к политической экономии. Надо, однако, иметь в виду, что Курно был человеком энциклопедического ума и широких интересов. Очевидно, в круг его чтения входили весьма популярные в то время труды Сэя. Возможно, через Сэя он ознакомился с произведениями Смита и Рикардо. К этому надо прибавить здравый смысл и своего рода экономическую интуицию, которые очень ощущаются в книге Курно. Неудовлетворенный неточностью, зыбкостью, бездоказательностью положений экономической науки, он попытался применить к ней строгую логику и математические методы. Увлекшись этим новым для него и для экономической науки делом, Курно, человек весьма систематический, даже педантичный, довел его до такой стадии, когда счел возможным опубликовать. Он, видимо, рассчитывал, что его книга привлечет внимание и подтолкнет мысль других исследователей. Здесь его ждало разочарование.

Успешная служебная карьера Курно продолжалась до” 1862 г. В период Второй республики (1848—1851 гг.) он был членом комиссии по высшему образованию, при Второй империи — членом имперского совета по народному образованию. Восемь лет он был ректором университета в; Дижоне, где заслужил своей принципиальностью и широтой взглядов уважение студентов и профессоров. Из области чистой и прикладной математики его научные интересы в эти годы переместились в основном в сферу философии. Выйдя в отставку, Курно поселился в Париже и до конца своих дней, вел педантично размеренную жизнь: вставал и ложился всегда в одно время и первую половину дня неизменно отдавал работе. На первый взгляд он казался человеком строгим и суровым. Но с друзьями и хорошими знакомыми был общителен и разговорчив, не лишен юмора. Курно умер в Париже в 1877 г.

Вклад Курно

Очень любопытно, к какому читателю обращался Курно со своей экономико-математической книгой. Он опасался, что она может показаться слишком сложной для обычных читателей и в; то же время не привлечет внимания профессиональных математиков. Курно писал, однако, что “имеется большой класс людей... которые, получив основательную математическую подготовку, занялись затем теми науками, которые особенно интересуют общество (имеются в виду, очевидно, техника и естественные науки.— А. А.). Теории богатства общества должны привлечь их внимание. Но, рассматривая эти теории, они наверняка почувствуют, как почувствовал я, необходимость с помощью известных им символов сделать определенным и точным тот анализ, который является обычно неопределенным и часто темным у авторов, считающих достаточным ограничиваться возможностями обычного языка”.

Курно был, возможно, первым из характерного для последующей эпохи типа математиков, инженеров, ученых-естествеппиков, которые, увлекшись своеобразными и острыми проблемами общественных наук, пытаются применить к ним точный язык математики. Как многие математики после него, он брал в основном экономическую пауку и ее задачи такими, какими находил их в существующей литературе. Особенность Курно заключается вместе с тем в том, что он, стремясь преодолеть догматизм и ограниченность преобладавших школ, сохранял к основным проблемам, особенно к проблеме стоимости, объективный и социальный подход. Это отличает его от экономистов-математиков второй половины XIX в., для которых характерен субъективно-психологический подход. Курно, например, с порога отверг робинзонаду и построил свою теорию для общества с развитым товарным производством и обменом.

В своей работе Курно исследовал, в сущности, один большой вопрос: о взаимозависимости цепы товара и спроса на него при различных рыночных ситуациях, т. е. при различной расстановке сил покупателей и продавцов. Тем самым он проявил верное чутье в отношении характера и пределов применения математики в экономическом исследовании. Он не претендовал на разработку с помощью математики принципиальных социально-экономических вопросов, ограничившись задачей, условия которой были более или менее пригодны для математической формализации.

Занимаясь вопросом о соотношении спроса и цены, Курно прежде всего фактически ввел в науку важное понятие эластичности спроса. Как уже сказано, обыденный опыт говорит, что при повышении цены данного товара спрос на него уменьшается, при снижении цены спрос увеличивается. Этот “закон спроса” Курно, обозначив спрос через D, а цену через р, записал в виде функции D = F (р).

Курно отметил, что для разных товаров эта зависимость различна. Спрос может значительно меняться при относительно небольшом изменении цен, — это случай высокой эластичности спроса. И наоборот, спрос может мало реагировать на изменение цены,— это случай низкой эластичности спроса. Курно отмечал, что последнее относится, как это ни странно, и к некоторым предметам роскоши, и к предметам самой первой необходимости. Например, цена скрипки или астрономического телескопа может упасть вдвое, но едва ли это заметно повысит спрос: он ограничивается узким кругом любителей, для которых цена не главное. С другой стороны, цена на дрова может повыситься вдвое, но спрос сократится в гораздо меньшей степени, так как люди готовы скорое урезать другие расходы, чем жить в нетопленных домах. Таким образом, функция спроса может иметь различный вид и, следовательно, изображаться разными кривыми. Менее очевидное, но математически важнейшее предположение Курно состоит в том, что эта функция непрерывна, т. е. что любому бесконечно малому изменению цены соответствует бесконечно малое изменение спроса. Не без основания он полагает, что экономически этот принцип осуществляется тем полнее, чем “шире рынок, чем больше возможных комбинаций потребностей, состояний и даже капризов среди потребителей”. Непрерывность функции означает, что ее можно дифференцировать, и открывает возможность применения дифференциального и интегрального исчисления к анализу спроса.

Валовая выручка за известное количество данного товара может быть, исходя из приведенных выше обозначений, записана как произведение pD или рF(р). Курно дифференцирует эту функцию и ищет ее максимум, исходя из того предположения, что всякий товаропроизводитель, являясь “экономическим человеком”, стремится максимизировать свой доход. Отсюда путем простейших преобразований Курно находит цену, соответствующую максимуму валовой выручки (дохода).

Эта цена зависит от вида функции спроса, т. е. от характера его эластичности. Очевидно также, что не самая высокая цена дает максимум выручки, а какая-то конкретная цена, к которой продавец стремится приблизиться путем проб и ошибок. Курно начинает анализ с простейшего, по его мнению, случая — естественной монополии. Предположим, говорит он, некто является владельцем источника уникальной по своим свойствам минеральной воды. Какую цену на эту воду должен установить владелец, чтобы обеспечить максимум дохода? Попытавшись ответить на такой вопрос, Курно переходит к более сложным случаям, вводя дополнительные факторы (издержки производства, конкуренцию, другие ограничения).

Он рассматривает случаи дуополии (два конкурирующих монополиста), ограниченного числа конкурентов и, наконец, свободной конкуренции. Таким образом, модель Курно строится в обратном отношении к действительному историческому процессу развития в XIX в.— от свободной конкуренции к монополии.

Весь анализ основывается на использовании единого метода — на определении экстремальных значений функций спроса, принимающих различный вид в зависимости от рыночной ситуации. Математическая строгость и логичность этого исследования производит сильное впечатление. Работа Курно резко отличается от современных ему произведений видных представителей буржуазной экономической мысли. Язык Курно был для них совершенно незнакомым иностранным языком. Не удивительно, что его не поняли.

Концепция Курно страдает, разумеется, принципиальными пороками. В самом общем смысле она должна рассматриваться как буржуазно-апологетическая: Курно игнорирует эксплуатацию труда капиталом, кризисы и другие коренные закономерности капитализма. Курно рассматривает в своей модели лишь непосредственно цены, которые у него складываются в сфере обращения, и не имеют почти никакой связи с производством. В своей трактовке монополии и конкуренции он искажает многие важные элементы реальной капиталистической экономики. “Чистая политическая экономия” Курно, отвлекающаяся от противоречий капитализма, явилась одним из источников субъективной школы. Именно ее представители вскоре после смерти Курно “заново” открыли его и изобразили своим предшественником. В известной мере это так и есть. Однако нам теперь важна не закономерная ограниченность мировоззрения Курно, а созданная им методология исследования конкретных экономических проблем. В этом отношении он был подлинным пионером, проложившим новые пути в науке.

Курно понимал, что его математическая модель могла бы стать более ценным орудием познания, если бы удалось наполнить ее эмпирическим материалом, в цифровой форме отражающим экономическую реальность. Однако он только высказал эту идею, которой пришлось ждать своего осуществления около столетия.

Но почти одновременно с Курно (даже несколько ранее) немец Иоганн Генрих фон Тюнен (1783—1850) построил другую экономическую модель и отчасти сделал то, о чем говорил Курно,— наполнил ее эмпирическим материалом. Тюнен был северогерманским юнкером (помещиком) и всю жизнь мирно занимался сельским хозяйством в своем небольшом поместье. Этот помещик, однако, был прирожденным мыслителем. Тюнен решал иную экономическую задачу. Он предположил существование изолированной хозяйственной области в виде круга с почвой абсолютно одинакового плодородия и с городом (единственным источником спроса на сельскохозяйственные продукты) в центре этого круга. Исследуя эту модель, он пришел к интересному выводу, что оптимальным будет размещение различных отраслей сельского хозяйства в виде концентрических колец по убывающей интенсивности. В течение 10 лет Тюнен с поразительным трудолюбием и аккуратностью вел учет затрат и результатов в своем хозяйстве. Он вычислял, в частности, па каком расстоянии от города при данной цене сельскохозяйственного товара транспортные издержки сравняются с чистой выручкой (валовая выручка за вычетом издержек производства) и производство станет, следовательно, нерентабельным. Если книга Курно была началом абстрактной математической экономии, то расчеты Тюнена иногда считают прообразом эконометрики — математической экономии, которая включает статистическую информацию и разработку эмпирических, основанных на фактических количествах, моделей.

Математические методы в экономике

Дискуссия о роли математических методов в экономике имеет по меньшей мере столетнюю давность. В ней высказывались всевозможные точки зрения, начиная от “антиматематического обскурантизма” и кончая утверждениями, что без математики вообще не может быть никакой экономической пауки. В настоящее время подобные крайние позиции едва ли могут рассчитывать на поддержку. Но место, формы, пределы математики в различных областях экономического знания остаются и несомненно будут и далее предметом дискуссий. Принципиально вопрос о математических методах в экономике решается, как и всякий научный вопрос, прежде всего на основе критерия практики, или, проще говоря, самой жизнью. Объективные нужды хозяйствования на определенной стадии развития предъявили к экономике требования математизации. Непосредственные хозяйственные потребности вызвали и появление новых математических методов решения экономических задач определенного класса. Основной тип экономической задачи — выбор оптимального, наиболее рационального варианта какой-то программы производства, капиталовложений, материального снабжения и т. п. Научное решение таких задач на основе экономико-математических методов становится возможным лишь при условии использования современной электронно-вычислительной техники. Она становится как бы третьим компонентом системы экономика — математика — ЭВМ, которая уже играет важную роль в повышении эффективности хозяйства и будет приобретать все большее значение.

Нет сомнения, что в социалистической плановой экономике научные методы руководства с использованием математических моделей и методов могут применяться наиболее эффективно и плодотворно. В советских плановых органах накоплен в этой области известный опыт, а последние годы особенно богаты внедрением новых методов. Серьезный вклад в разработку теории и практики планирования вносят специалисты других социалистических стран. Советский академик В. С. Немчинов, польский ученый О. Ланге были крупнейшими знатоками и пропагандистами экономико-математических методов.

Самым дискуссионным в области экономико-математических методов является вопрос о применении математики в теоретических исследованиях по политической экономии, где ставится цель вскрыть коренные качественные, социально-экономические закономерности данной общественной системы, будь то капитализм или социализм. Математика является методом и орудием познания, подобно логике, абстракции, эксперименту. Сама по себе она нейтральна, как нейтральны, скажем, электронно-вычислительные машины. В основе теоретического экономического исследования всегда лежит мировоззренческая концепция, которая определяет качественный анализ, предшествующий всякому применению математики, формулирующий условия и ограничения задачи. Марксистское экономическое исследование отличается от немарксистского независимо от того, используется ли в том и в другом математика. Вопрос о ее использовании решается научной целесообразностью. В иных областях важные результаты могут быть достигнуты без формально-математических приемов, в других они полезны и даже необходимы. Возражая тем, кто опасался, что использование формальных математических методов повредит чистоте марксистско-ленинской теории, В. С. Немчинов писал: “Часто напоминают о возможности злоупотребления математикой. Такие злоупотребления, конечно, возможны. Но они могут быть сведены к нулю, если правильно будет проведен предварительный качественный анализ изучаемых экономических явлений”.

Следует напомнить, что К. Маркс считал применение математики в экономической теории возможным и целесообразным. Многие количественные закономерности в теории Маркса выражены с помощью алгебраических формул, заключающих в себе чаще всего прямую и обратную пропорциональность. Известно переданное П. Лафаргом высказывание Маркса о том, что наука лишь тогда достигает совершенства, когда ей удается пользоваться математикой. В 1873 г. Маркс писал Энгельсу, что считает возможным путем математической обработки надежного статистического материала об экономических циклах “вывести... главные законы кризисов”. Речь здесь, разумеется, идет не о причинах кризисов, а о закономерностях их движения. Математизация всех областей знания и развитие кибернетического, системно-информационного подхода неизбежно оказывают большое влияние на экономическую пауку. Задача ученых-марксистов заключается в том, чтобы обогащать марксистско-ленинское экономическое учение арсеналом новых научных методов и орудий.

Жан-Батист Сэй. "Трактат по политической экономии"