С какой точки зрения мы должны смотреть на машины, начиная с самого простого орудия и кончая самым сложным, начиная с напильника и кончая самым обширным аппаратом? Орудия суть только простые машины, а машины — только сложные орудия, которыми мы пользуемся для увеличения силы наших рук; и те, и другие во многих отношениях являются лишь средствами для того, чтобы воспользоваться естественными силами природы. Результат их, очевидно, должен состоять в том, чтобы с меньшим трудом получить то же количество полезностей, или — что то же самое — больше полезностей при том же количестве труда. Орудия и машины расширяют власть человека; они заставляют физические тела и силы служить человеческому разуму: в употреблении их заключается наибольший прогресс промышленности.

Но введение чего бы то ни было нового, даже самого драгоценного, всегда сопровождается какими-нибудь неудобствами; всегда чьи-нибудь интересы связаны с сохранением прежних, худших приемов и нарушаются введением новых, более усовершенствованных приемов. Всякий раз, как новая машина или вообще какой-нибудь новый прием заменяют собой действовавший до тех пор человеческий труд, часть рабочих вытесняется и на время остается без работы. Из этого выводили довольно важные доказательства против употребления машин, а во многих местах введение их приостанавливалось яростью толпы и даже распоряжениями администрации. Тем не менее было бы безумием отталкивать от себя такие усовершенствования, которые навсегда могут быть благодетельны для человечества, из-за того только, что они на первых порах представляют какие-нибудь неудобства. Притом эти неудобства обыкновенно смягчаются еще разнообразными обстоятельствами, которые всегда надо принимать во внимание.

1. Введение и распространение новых машин совершается вообще очень медленно, так что рабочие, интересы которых могут пострадать при этом, всегда имеют достаточно времени принять свои меры предосторожности, а администрация — подготовить средства к устранению неблагоприятных факторов.

2. Нельзя ввести никаких машин без того, чтобы не употребить много предварительного труда, который может доставить занятие людям трудолюбивым и лишившимся временно благодаря машинам работы. Когда вводится, например, гидравлическая машина, вытесняющая собой в большом городе труд водоносов, то приходится хотя бы на некоторое время дать работу таким рабочим, как плотники, каменщики, кузнецы, землекопы, для постройки зданий, прокладки труб и т.п.

3. Положение потребителей, а следовательно, и рабочего класса, который страдает, улучшается вследствие удешевления того самого продукта, над которым он работает.

Сверх того, всякое старание воспрепятствовать введению машины ввиду могущих иметь место при ее изобретении временных неудобств было бы совершенно напрасным. Если машина выгодна, то она все равно где-нибудь да будет введена, продукты ее будут дешевле тех, которые ваши рабочие будут производить самым трудолюбивым образом, и рано или поздно дешевизна этих продуктов отобьет от рабочих и потребителей, и работу.

Если бы прядильщики хлопка, которые в 1789 г. разбили прядильные машины, введенные было в Нормандии, продолжали действовать в том же направлении, то нам пришлось бы совсем отказаться от хлопчатобумажного производства; все хлопчатобумажные товары привозили бы к нам из-за границы или они были бы заменены другими. Тогда нормандские прядильщики, которые все-таки кончили тем, что поступили большей частью на крупные мануфактуры, еще сильнее пострадали бы от недостатка работы.

Вот каковы бывают ближайшие результаты введения новых машин. Что же касается последствий более отдаленных, то они все в пользу машин.

В самом деле, если человек при помощи машин завоевывает природу и заставляет работать на себя ее естественные силы и разные естественные факторы, то выгода здесь очевидна: тут всегда наблюдается или увеличение продукта, или уменьшение издержек производства. Если продажная цена продукта не падает, то это завоевание приходится в пользу производителя и в то же время ничего не стоит потребителю. Если цена понизится, то потребитель получает выгоду на всю сумму этого понижения, причем производитель не несет никакого убытка.

Обыкновенно умножение продукта вызывает падение цены на него: дешевизна способствует его большему распространению, и производство его, хотя и стало гораздо быстрее, не замедлит занять большее число рабочих, чем прежде. Нет никакого сомнения в том, что хлопчатобумажное производство занимает теперь в Англии, во Франции и Германии гораздо больше рук, чем до введения машин, так значительно сокративших и улучшивших этот труд.

Довольно поразительный пример того же рода представляет машина, служащая к быстрому снятию копий с одной и той же рукописи, — я говорю о книгопечатании.

Оставляя здесь в стороне влияние, какое вообще имело книгопечатание на усовершенствование человеческих знаний и цивилизацию, я посмотрю на него просто как на мануфактуру и на ее значение в экономическом отношении. В момент введения книгопечатания множество переписчиков остались без работы, ибо можно с уверенностью сказать, что один наборщик типографии заменил собой 200 переписчиков. Следовательно, можно утверждать, что 199 рабочих из 200 остались без работы. И что же? Легкость, с которой печатные книги читаются в сравнении с рукописями, дешевизна, до которой дошли печатные книги, несравненно большее число сочинений, которые стали издавать писатели вследствие толчка, данного этим изобретением, — все эти причины повели к тому, что по прошествии очень короткого времени рабочих-типографщиков оказалось гораздо более, чем было прежде переписчиков. И если бы теперь можно было точно высчитать число не только рабочих в типографиях, но и всех лиц, которым они дают работу: граверов, резчиков, литейщиков, возчиков, бумажных фабрикантов, корректоров, переплетчиков, книгопродавцев, — то оказалось бы, может быть, что число лиц, занятых теперь изготовлением книг, в 100 раз больше того числа, которое было занято до изобретения книгопечатания.

Да позволено мне будет прибавить здесь, что если сравнивать вообще употребление рабочих рук с употреблением машин и при этом сделать крайнее предположение, что когда-нибудь машины заменят собой почти весь ручной труд, то увидишь, что число людей не уменьшится, потому что не уменьшится и сумма производств. Кроме того, на земле будет, может быть, меньше страданий в среде нуждающегося рабочего класса, потому что тогда при тех потрясениях, которые время от времени придется переносить разным отраслям промышленности, будут оставаться без работы не люди, а главным образом машины, т.е. капиталы; машины же не умрут с голоду — они только перестанут приносить доход своим предпринимателям, которые вообще стоят от нужды дальше, чем простые рабочие.

Но как бы ни были велики выгоды, которые в конце концов приносит употребление всякой новой машины не только предпринимателям, но и рабочим, самую большую выгоду извлекают из нее все-таки потребители. Они составляют всегда самый важный класс общества, потому что он самый многочисленный, потому что в его состав входят производители всякого рода и потому что благополучие этого класса составляет и общее благосостояние, процветание всей страны [ Может показаться парадоксальным, но тем не менее верно, что рабочий класс больше всех других заинтересован в техническом успехе производства, сберегающем ручной труд, ибо именно этот класс, наиболее нуждающийся, извлекает наибольшую пользу из дешевизны товаров и наиболее страдает от дороговизны. Если бы до сих пор не умели превращать зерно в муку иначе как ручным трудом, то рабочему было бы гораздо труднее приобретать хлеб по доступной ему цене, а если бы не были изобретены вязальные машины, то он не носил бы чулок.]. Я говорю, что главную выгоду извлекают из машин потребители: с одной стороны, если изобретатели исключительно пользуются в течение нескольких лет плодами своего открытия, то в этом нет ничего несправедливого; с другой стороны, не было примера, чтобы долго хранилась какая-нибудь тайна изобретения. В конце концов, все становится известным, в особенности же то, что старается раскрыть личный интерес человека и что вверено скромности многих лиц, строивших машину и пользующихся ее услугами. Кроме того, как только раскрыта тайна изобретения, является конкуренция, которая понижает ценность продукта на всю сумму сбереженных издержек производства, и с этого-то момента начинается выгода потребителя. Размол зерна, вероятно, не доставляет теперь мельникам больше дохода, чем в прежнее время, но он обходится гораздо дешевле потребителям.

Дешевизна не составляет, однако, единственной выгоды, которую введение улучшенных приемов производства доставляет потребителям: они выигрывают и в более совершенной обработке продуктов. Правда, художники могли бы от руки исполнять рисунки, украшающие наши набивные материи, наши обои, но печатные доски и валики, которые употребляются для этого, сообщают рисунку такую правильность, а краскам такую ровность, которых не мог бы достигнуть самый искусный художник.

Если постепенно рассмотреть все промышленные искусства, то увидишь, что большая часть машин не ограничиваются только тем, что просто помогают человеческому труду, а создают как бы совершенно новые продукты тем, что совершенствуют их. Коромысло, плющильная машина производят такие продукты, которых искусство и старания самого искусного рабочего никогда не могли бы произвести без этих машин.

Наконец, машины делают еще больше: они увеличивают количество даже таких предметов, в производстве которых сами не участвуют. Не поверят, может быть, если не вдуматься хорошенько в дело, что соха, борона и подобные орудия, происхождение которых теряется во мраке времен, могущественно содействовали приобретению человеком многих предметов не только жизненной необходимости, но и таких предметов прихоти, которыми он теперь пользуется и о которых без этих орудий не имел бы, вероятно, ни малейшего представления. Однако если бы для разных способов обработки почвы пришлось пользоваться одним только заступом, мотыгой и другими столь же малосовершенными орудиями, если бы нельзя было пользоваться для этих работ животными, которые с точки зрения политической экономии представляются своего рода машинами, то пришлось бы, вероятно, для получения съестных припасов, сохраняющих жизнь теперешнего населения, употребить в дело все без исключения рабочие руки, которые теперь заняты в разных отраслях промышленности. Итак, плуг дал возможность известному числу рабочих посвятить себя другим, хотя бы самым ничтожным занятиям, а что еще важнее — развитию умственных способностей.

Древние не знали мельниц: в их время люди собственными руками растирали зерно, из которого приготовлялся хлеб. Говорят, что сила падения воды, приводящей в движение мельницу, равна силе 150 человек. Стало быть, 150 человек, которых древние принуждены были употреблять больше, чем мы, взамен только одной из таких мельниц, могут свободно существовать в наши дни, как они существовали и прежде, потому что мельница не уменьшила количества предметов, обращающихся в обществе, в то же время промышленность, в которой они работают, может производить еще другие продукты, которые меняются на продукты мельницы, а тем самым умножается народное богатство.