Библиотека экономической и деловой литературы
  Главная  Читальня  Ссылки  О проекте  Контакты 

Нa языке нефтяной промышленности гигантское нефтяное месторождение называется "слоном". В начале 1950 годов список "слонов", открытых на Ближнем Востоке, быстро рос. В 1953 году геолог Эверет Де Гольер писал своему другу, главному геологу "Иракской нефтяной компании" Ф. Е. Уэллингсу, компания которого за последние три месяца открыла три "слона". "Положение на Ближнем Востоке, - писал Де Гольер, - быстро становится похожим на почти перманентное состояние Соединенных Штатов, с самого начала нефтяной промышленности, где основной проблемой является рынок, а не производство". Он прибавил, что его фирма "Де Гольер и Мак-Нотон", возглавляемая ведущими инженерами в нефтяном бизнесе в то время, только что завершила секретное изучение нефтяных ресурсов Саудовской Аравии для ее правительства. Начиная с 1943 года, когда Де Гольер по заданию Гарольда Икеса впервые посетил Саудовскую Аравию, стало больше известно о нефтяных ресурсах страны. Де Гольер знал, что разведанные во время новых изысканий запасы многократно превысят предварительные оценки, сделанные им десятью годами раньше. Хотя результаты не представляют "в целом слишком астрономическую цифру, - сообщал он Уэллингсу, - они так велики, что плюс-минус 1 миллиард баррелей не составит разницы в наличных запасах нефти"1.

Нефтяная промышленность определенно вступила в новую эру, когда миллиард баррелей не составлял никакой разницы. С начала пятидесятых и до конца шестидесятых годов мировой нефтяной рынок определялся необычно быстрым ростом, гигантским приливом, который как мощный и страшноватый поток увлекал с собой всех в промышленности с непреодолимой силой. Потребление росло темпами, которые просто нельзя было представить в начале послевоенной эры. Однако, хотя рост потребления был высок, наличие поставок опережало его.

Увеличение производства сырой нефти в свободном мире было колоссальным: с 8,7 миллиона баррелей в день в 1948 году до 42 миллионов баррелей в день в 1972 году. В то время, как производство в США выросло в 5,5 до 9,5 миллиона баррелей в день, доля Америки во всем мировом производстве снизилась с 64 процентов до 22. Причиной снижения доли явились необычайные перемены на Ближнем Востоке, где производство выросло с 1,1 до 18,2 миллиона баррелей в день, увеличившись более чем на 1500 процентов!

Еще более впечатляющим было увеличение разведанных запасов нефти, т.е. нефти, которую уверенно можно было добывать. Разведанные ресурсы нефти в некоммунистическом мире выросли почти в 9 раз: с 62 миллиардов баррелей в 1948 году до 534 миллиардов баррелей в 1972 году. Американские резервы выросли с 21 миллиарда баррелей в 1948 году до 38 миллиардов к 1972 году. Но их доля в мировых запасах снизилась с тридцати четырех процентов до каких-то семи. Значительный рост был зарегистрирован в Африке, но самым поразительным был прогресс в новом центре притяжения - на Ближнем Востоке, чьи ресурсы выросли с 28 до 367 миллиардов баррелей. Из каждых 10 баррелей, добавленных к мировым нефтяным запасам между 1948 и 1972 годами, более 7 приходились не Ближний Восток. Эти гигантские цифры означали, что несмотря на то, что мир все быстрее и быстрее потреблял нефть, прирост ее мировых резервов происходил еще быстрее. В 1950 году в промышленности считалось, что с имеющимся количеством разведанных ресурсов и современным уровнем производства нефти хватит на девятнадцать лет. К 1972 году, после всех этих лет быстрого роста, ошеломляющего увеличения потребления и бешеных темпов роста производства, расчетная продолжительность пользования нефтяными резервами была тридцать пять лет2.

Само изобилие ближневосточных "слонов" неизбежно вело как к яростным попыткам новых игроков войти в игру, так и к жесткой конкуренции за рынки, к непрекращающейся борьбе, где снижение цен было самым мощным оружием. Для компаний такое снижение цен было непременным деловым решением. Но для нефтедобывающих стран оно было, как сухая солома, подбрасываемая в костер национализма, разгорающегося на Ближнем Востоке после победы Насера в Суэце.

Послевоенный нефтяной порядок держался на двух основах. Одной из них были великие нефтяные сделки сороковых годов, которые установили основы отношений между компаниями, действующими на Ближнем Востоке. Соглашения обеспечивали ресурсы, необходимые для быстрой разработки нефтяных запасов, приводили системы нефтедобычи, переработки и сбыта в соответствие с масштабом резервов, стимулировали увеличение уровня потребления и обеспечивали его опережающий рост. Вторая основа состояла из концессионных и контрактных отношений между компаниями и правительствами стран-производителей, на базе с трудом достигнутых соглашений о разделе прибыли по принципу пятьдесят на пятьдесят. Была надежда, что с помощью этих двух основ будет достигнута относительная стабильность.

Боясь того, что может произойти в ином случае, ни нефтяные монополии, ни правительства стран, потребляющих нефть, не хотели отходить от принципа пятьдесят на пятьдесят. Ближневосточный нефтяной комитет британского кабинета министров заявил: "Сейчас достигнута разумная основа для партнерства между нефтяными компаниями и правительствами стран Ближнего Востока... Любые дальнейшие посягательства ближневосточных стран... серьезно нарушат нашу систему снабжения нефтью". Но для правительств стран-производителей дела обстояли иначе. Почему бы по возможности не увеличивать доходы, не доводя до разрыва с компаниями, Вашингтоном и Лондоном?

Так считал, конечно, и шах Ирана. К середине пятидесятых годов ушли в прошлое времена, когда его одолевали сомнения, мышь он или мужчина. Он уже конфиденциально заявлял: "Ирану самой судьбой уготовано стать великой державой". Для удовлетворения своих амбиций и аппетитов он хотел увеличения доходов от нефти и собирался проводить более независимую политику, уменьшая и ограничивая таким образом власть консорциума компаний, который явился одним из результатов его унизительной борьбы с Мосаддыком. Но он не мог позволить себе потревожить основы международных отношений и поставить под угрозу безопасность Ирана. Ему был нужен пособник. Но такой человек не мог принадлежать ни к монополиям, ни к крупным американским независимым компаниям, потому что почти все они вошли в консорциум. Кто же остался?

Европеец, итальянец, у которого была своя нефтяная программа - Энрико Маттеи.

НОВЫЙ НАПОЛЕОН

В то время, когда монополии стали слишком бюрократичными, слишком большими, сложными и устоявшимися, чтобы не отражать образ одного человека, Энрико Маттеи намеревался создать новую монополию "Аджип", находящуюся в собственности итальянского государства, и в большей степени соответствующую его образу. Это был отчаянный наемный вояка с наполеоновскими амбициями. Коренастый, с ястребиным профилем, Маттеи был похож на ревностного, но мирского иезуита шестнадцатого века. Его темные, мрачные глаза были глубоко посажены под изогнутыми дугой бровями, тонкие волосы были зачесаны назад. Он был волевым, изобретательным, ловким и подозрительным, обладал талантом импровизации, пристрастием к азартным играм и риску, соединенными с несгибаемой преданностью своей главной цели, - добиться для Италии, "Аджип" и Энрико Маттеи места под солнцем.

Необузданный сын полицейского из северной Италии, Маттеи бросил школу в четырнадцать лет и стал работать на мебельной фабрике. В тридцать с небольшим он владел химическим заводом в Милане, где во время Второй мировой войны он стал партизанским командиром (христианским демократом). В конце войны его управленческие и политические способности позволили ему возглавить то, что оставалось от "Аджип" в северной Италии. "Аджип" (Итальянскому генеральному агентству по нефти) к этому времени было почти двадцать лет. Италия, следую примеру Франции, в двадцатые годы создала государственную нефтеперерабатывающую компанию для того, чтобы конкурировать с транснациональными компаниями. К середине тридцатых годов "Аджип" завоевала на итальянском рынке долю, приблизительно соответствующую доле "Эссо" и "Шелл". Но за пределами Италии компания ничего не значила. Обладая громадным запасом энергии и будучи мастером политики в итальянском стиле, Маттеи затеял превратить "Аджип" в значительно более крупное предприятие. Однако этого нельзя было сделать без наличия денег, а послевоенная Италия как раз очень сильно нуждалась в них. Необходимые средства были найдены в долине реки По в северной Италии, где были открыты и разработаны значительные запасы природного газа, принесшие высокую прибыль, способную обеспечить развитие "Аджип" в Италии и удовлетворить ее притязания за рубежом. В 1953 году Маттеи предпринял главный шаг по реализации своих амбиций, когда различные государственные нефтегазовые компании были собраны в новое объединение - ЭНИ - растущий конгломерат, состоящий тридцати шести дочерних компаний, сферой деятельности которых были сырая нефть, танкеры и бензозаправки, а также недвижимость, гостиницы, платные автотрассы и моющие средства. Хотя предполагалось, что государство контролирует ЭНИ, действующие в нем компании ("Аджип", занимающаяся нефтью, СНАМ -трубопроводами и другие) управлялись автономно. Президентом ЭНИ, а также и "Аджип" и всех остальных компаний объединения был один и тот же человек - Энрико Маттеи. "Впервые в экономической истории Италии, - сообщало с некоторым удивлением в 1954 году посольство США в Риме, - государственное объединение находится в уникальном положении, будучи платежеспособным, умело управляемым и ответственным только перед своим руководителем". Будущее ЭНИ будет глубоко определяться "неограниченными амбициями, проявляющимися в личности Энрико Маттеи", - делался вывод в докладе.

Маттеи сам стал популярным героем, самым заметным человеком в стране. Он воплощал великие чаяния послевоенной Италии: антифашизм, восстание и перестройку нации, появление "нового человека", который все делал сам без поддержки стариков. Он также обещал итальянцам собственные и надежные поставки нефти. Италия была страной с бедными природными ресурсами, и она не только осознавала их дефицит, но и возлагала на него ответственность за многие несчастья, включая военные поражения. Теперь, вместе с Маттеи, эти проблемы, по крайней мере в энергетической области, должны быть решены. Он взывал к национальной гордости и знал, как овладеть воображением публики. Вдоль дорог и магистралей Италии "Аджип" строила новые бензозаправки, которые были крупнее, привлекательнее и просторнее, чем у транснациональных конкурентов. Там были даже рестораны.

Маттеи вскоре стал, как говорили, самым влиятельным человеком в Италии. Объединение ЭНИ владело газетой "Иль Джорно", субсидировало несколько других газет от правых до крайне левых и финансировало партию христианских демократов, а также политиков других партий. Маттеи не особенно любил политиков, но использовал их насколько было необходимо. "Иметь дело с правительством, - жаловался он, - все равно, что сосать иглы". Маттеи говорил на отрывистом, грубом, простонародном итальянском языке, который не шел в никакое сравнение с красноречием и риторикой итальянских политиков. Но он притягивал к себе, глубоко очаровывал, был убедителен, обладая сочетанием напряженных эмоций и откровенности, и в основе всего этого была активная, вулканическая, неуемная энергия. Много лет спустя один из его помощников вспоминал: "Любой, кто работал с ним, готов был пойти за него в огонь, хотя и не мог объяснить почему".

Вместе с ростом ЭНИ, как оказалось, росло и самомнение Маттеи, которое иногда работало не в его пользу. Однажды Маттеи приехал в Лондон пообедать с Джоном Лаудоном, главным исполнительным директором "Ройял Датч/ Шелл". Встретилось старое и новое, представитель элиты и выскочка. Отец Ла-удона Хьюго был одним из основателей "Ройял Датч/Шелл", а к середине века его высокий, аристократический сын был не только выдающимся лидером транснациональной нефтяной корпорации, но и ведущим дипломатом. Он был про ницательным человеком и хорошо разбирался в людях. В этот раз Маттеи притязал на то, что "Шелл" не особенно хотела отдавать. Именно это было причиной обеда. "Маттеи был человеком, с которым очень трудно поладить, -вспоминал Лаудон. - Он был также крайне тщеславен". Во всяком случае, так казалось Лаудону и его коллегам в "Шелл". Поэтому Лаудон в самом начале обеда с невинным видом попросил Маттеи рассказать, как он попал в нефтяной бизнес. Маттеи, несомненно польщенный тем, что его всерьез воспринимают в самом сердце монополии, проговорил практически без остановки весь обед. Он рассказал всю историю своей жизни, не требуя наводящих вопросы. "Наконец, когда мы перешли к десерту, он обратился со своей просьбой, - рассказывал Лаудон. - Мы не могли ее удовлетворить, и на этом разговор был закончен". Но это была их не последняя встреча.

ВЕЛИЧАЙШАЯ БИТВА МАТТЕИ

Первостепенной целью Маттеи было обеспечить, чтобы ЭНИ и Италия получили свои собственные международные нефтяные источники поставок, независимые от "англосаксонских" компаний. Он хотел своей доли ренты в ближневосточной сырой нефти. Он открыто и постоянно атаковал "картель", как он называл нефтяные монополии, говорят, что он придумал термин "семь сестер", насмешливо подразумевая их близкую взаимосвязь и участие во многих совместных предприятиях. "Семь сестер" включали четырех партнеров в "Арамко" • - "Джерси" ("Экссон"), "Сокони-вакуум" (Мобил), "Стандард оф Калифорния" ("Шеврон") и "Тексако", плюс "Галф", "Ройял Датч/Шелл" и "Бритиш петролеум", которые были взаимосвязаны в Кувейте. (В 1954 году "Англо-иранская компания" сменила имя на имя дочерней компании, которую она приобрела еще во время Первой мировой войны, перекрестившись в "Бритиш петролеум".) На самом деле была и восьмая сестра, национальная французская корпорация ФГК, которая состояла как в Иранском консорциуме вместе с "семью сестрами", так и в "Иракской нефтяной компании" вместе с "Джерси", "Сокони", "Бритиш петролеум" и "Ройял Датч/Шелл". Но так как ФГК не подпадала под определение "англосаксонская", Маттеи для удобства опустил упоминание о ней. Подлинная суть жалоб, направленных против этого эксклюзивного клуба нефтяных монополий, состояла не в существовании его, а в том, что он сам не состоял в нем.

Маттеи, несомненно, пытался добиться членства. Он полагал, что благодаря его последовательному участию в эмбарго, установленного монополиями против иранской нефти после национализации ее Мосаддыком, он заслужил место в иранском консорциуме, который организовали компании вместе с американским и британским правительствами после падения Мосаддыка. Французы, будучи членами "Иракской производственной компании", были приглашены в этот новый иранский консорциум. Из-за сильных антитрестовских настроений в Америке туда также протолкнули девять независимых американских компаний, хотя по большей части они не имели иностранных интересов и им была не нужна нефтедобыча в Иране. Но Италия, которая не имела собственных ресурсов и сильно зависела от Ближнего Востока, не попала в число избранных. Маттеи был в бешенстве. Он будет искать свой шанс и возможность отомстить. Он нашел и то, и другое, когда в 1956 году Суэцкий кризис заставил почтенные компании защищаться, и ясно показал степень падения британской мощи и влияния на Ближнем Востоке. Это означало наличие вакуума, который Маттеи намеревался заполнить. Своей антиколониальной риторикой и атаками на "империализм" он точно соответствовал националистическому рвению нефтедобывающих стран5.

Маттеи начал серьезно разговаривать с Ираном и шахом. Если монополии превратились в специалистов по корпоративным смешанным бракам через свои совместные предприятия, Маттеи задумал нечто лучшее. В стремлении получить доступ Италии к иранской нефти он брал в расчет интересы династии и предложил идею женитьбы шаха, который срочно нуждался в наследнике, на итальянской принцессе. Шах также срочно нуждался в большей доле доходов от нефти, чем он получал от консорциума. Одно из наследий Мосаддыка, национализация, позволяла шаху проявлять сравнительную гибкость. В странах, производящих нефть, концессионеры - иностранные компании продолжали владеть подземными ресурсами в земле. Напротив, в Иране вся нефть принадлежала правительству, а шах не менее, чем Мосаддык, стремился контролировать нефтяные ресурсы страны.

Маттеи воспользовался преимуществами такого положения, весной и летом 1957 года он занимался разработкой совершенно беспрецедентного соглашения с Ираном, где учитывалось как новое положение Ирана, так и амбиции шаха. Шах лично отстаивал перед своим правительством сделку, по условиям которой "Иранская национальная нефтяная компания" становится как партнером ЭНИ, так и арендодателем. На практике это означало, что Иран будет получать 75 процентов прибылей, а ЭНИ - 25, этим были нарушены столь ценные соглашения по принципу пятьдесят на пятьдесят. Джей Пол Гетти и другие сделали вывод, что тот, кто вступает в игру позже, тот платит больше.

Когда просочились условия новой сделки между Маттеи и шахом, они вызвали громадное беспокойство в остальном нефтяном мире. Компании, уже обосновавшиеся в Иране и на Ближнем Востоке, пришли в ужас, впрочем, как и американское и британское правительства. Чего Маттеи хочет? Почему он это делает? Некоторые полагали, что новое соглашение было "просто формой шантажа, предназначенного для достижения Италией участия в консорциуме". Несомненно, Маттеи без стеснения выказывал свое желание быть откупленным. За весьма малую цену, пустил он слух, скажем, 5 процентов в Иранском консорциуме и 10 процентов в "Арамко". Компании были шокированы его нахальством. Энрико Маттеи дешево не продавался6.

Появились предложения о сотрудничестве с Маттеи. "Итальянцы так или иначе намерены пробиться к ближневосточной нефти, - говорил один из британских чиновников в марте 1957 года. - Боюсь, моя точка зрения не понравится нефтяным компаниям, но "Бритиш петролеум", "Шелл" и американцы поступят разумно, если решат, что, возможно, меньшим злом будет подпустить итальянцев, чем дать им повод устраивать истерику на Ближнем Востоке". Однако такое мнение презиралось и разделялось лишь меньшинством. "Синьор Маттеи - ненадежный челове�