Мы подготовлены теперь к тому, чтобы получить последнюю деталь, необходимую нам для того, чтобы сделать понятной формулировку закона заработной платы и процента. Перед нами картина общественного труда, сотрудничающего с общественным капиталом. Они оба подчинены закону убывающей доходности, и доходы их определяются производительностью их конечных единиц. В этом случае труд есть перманентная сила, а капитал - перманентный фонд. Каждый существует в бесконечной последовательности конкретных форм, которые меняются, как только изменяется количество одного из этих агентов. Отдельные приращения капитала состоят скорее из различимых элементов в конкретных средствах производства, чем из отдельных средств производства, в их целостности. И капитал, и труд должны быть распределены в правильном соотношении между всеми группами и подгруппами общества для того, чтобы ценность, заработная плата и процент могли быть нормальны. Каждое отдельное приращение труда и капитала должно быть распределено тем же самым путем и той же самой игрой сил. Заработная плата, следовательно, сообразуется с продуктом конечного приращения общественного труда, а процент с продуктом конечного приращения общественного капитала. Оба эти дохода могут быть превращены в форму ренты конкретных производителей; а эта рента, подобно всем продуктам, есть элемент в определении ценности. Это утверждение будет достаточно полным для того, чтобы вскрыть все общие и существенные факты распределения, если мы знаем, как мы можем измерить труд, капитал и их продукты. Но мы нуждаемся, очевидно, в универсально применимой мере ценности.

В формулировке закона убывающей доходности в его применении к капиталу было сказано, что последовательные единицы капитала производят все меньше и меньше. Временно дозы капитала измеряются в денежных единицах [Ясно, что продукт капитала в такой связи не может быть базисом измерения капитала. Если мы говорим, что то, что производит единицу производительного богатства, есть единица капитала, мы не утверждаем ничего нового, добавляя, что в любое данное время все единицы капитала одинаково производительны. С другой стороны, когда мы говорим, что ряд единиц капитала обнаруживает уменьшающуюся доходность, и в то же время продолжаем по-прежнему измерять единицы при помощи их продукта, мы допускаем внутреннее противоречие.]; но необходимо знать точно, что, в конечном счете, представляют собою деньги. Когда, в нашей иллюстрации, предполагается, что общественный капитал возрастает от десяти тысяч долларов до миллиона долларов, значит ли это по существу, что капитал начинает представлять труд в сто раз больший, чем он был прежде, или в сто раз большую личную жертву? Если это означает любую из этих вещей, все еще необходимо найти способ выразить измерение труда или жертвы.

Кроме того, когда то, что мы измеряем, есть общественный капитал и общественный продукт, ясно, что мы должны иметь некоторую единицу, которая бы дала нам абсолютную сумму. Известным путем капитал одной группы мог бы быть измерен путем сравнения с капиталом другой группы, но этот процесс никогда не дал бы нам общий капитал всей индустриальной системы. Также точно можно было бы сравнить продукт одной группы с продуктом другой. Но это не доставило бы нам общей суммы продуктов. Процент есть отношение между суммой всех отдельных капиталов и суммой самих капиталов. Для этих целей и для ряда других, которые сейчас нет необходимости перечислять, необходима всеобщая единица измерения экономической ценности, если только закон конечной производительности должен иметь научную ценность.

Всестороннее исследование богатства, конечно, бессмысленно, пока нет единицы для его измерения, ибо вопросы, на которые нужно ответить, количественного порядка. Как велико богатство нации? Такие вопросы требуют, чтобы изучаемый предмет был выражен в известных единицах, и чтобы результат был выражен как абсолютная величина. Простые взаимные сравнения не дают сумм. Товар А может систематически обмениваться на рынке на товар В и оба эти вместе на товар С, но этот факт не дает знакомства с общей ценностью всех трех. Отношения обмена сами по себе не дают ответа на основные экономические вопросы.

Действительное богатство общества состоит из разнородных вещей. Если они когда-либо складываются вместе, это может иметь место только потому, что во всех них имеется один общий элемент, и этот элемент измеряется абсолютно. Так, несходные вещи могут быть взвешены, и их общий вес может быть выражен в виде суммы, потому что все они притягиваются к земле и воздействуют на все, чтобы ни препятствовало их движению. Единица веса может поэтому последовательно применяться ко многим таким внешне несходным вещам для того, чтобы измерить один общий им всем элемент. Таким же образом имеется элемент, общий всем различным вещам, которые выступают в описи общественного богатства. В каждом товаре имеется сила определенного вида, которая может быть измерена.

Величина богатства обычно выражается в деньгах; так, мы говорим, что человек "стоит один миллион долларов". Это не значит, однако, что он просто мог бы продать все, что он имеет, за миллионы наших громоздких серебряных монет. Мысль в умах людей, применяющих деньги как мерило ценности, идет глубже к той силе, которая заключена в монетах. На них купят товары или наймут работников. В каждой них заключена некоторая сумма влияния на человеческое благосостояние. Богатый человек в нашем примере владеет подобного рода силой, и она в миллион раз больше той силы, которая заключена в одной монете. Интуитивное представление, лежащее в основе этой обычной формы выражения, ближе к абсолютной истине, чем многие экономические анализы. Оно познает силу вещей над людьми, но пользуется пригодной единицей этой силы, применяет ее как к различным благам и выражает результат измерения в сумме.

Эффективная полезность есть название, которым здесь будет обозначаться эта сила благ. Это - способность, которой обладает отдельная единица товара, изменять положение ее владельца и продвигать его по шкале благосостояния. Дайте человеку мешок муки, и вы ровно настолько улучшите его положение. Вы не спасаете его от голода, хотя он может прожить некоторое время пищей, которую вы ему доставили. Если бы вы не дали ему этой муки, он получил бы ее посредством некоторой жертвы, и тем, что вы сделали, вы в результате избавили его от жертвы. Этот результат измеряет ценность муки. Отнимите мешок муки, который имеет теперь человек. Оцените тот действительный ущерб, который он испытывает, и вы измерите другим путем эффективную полезность. Он должен иметь пищу, и он ее получит посредством жертвы известного рода. Он может не возместить полностью утраты муки, он может питаться маисом, и в этом случае полезность мешка муки измеряется стоимостью маиса и неудовлетворенной потребностью в пище лучшего качества.

Мы увидим, что эта способность замены одной вещи другой, при возмещении ущерба, нанесенного утратой этой другой вещи, играет весьма большую роль в определении ценности. В случае наличия многих предметов заместитель, к которому прибегли, по своему виду совершенно различен от той вещи, которую он замещает. Расставшись с одним средством поддерживания благосостояния, человек старается, как только может, сделать себя вообще таким же зажиточным, каким он был раньше. Если он должен измерить для себя подлинное значение данной верховой лошади, он в состоянии, может быть, сделать его путем установления, какое количество часов он должен работать для получения достаточного количества лодок, ружей или теннисного снаряжения, и т. д., чтобы доставить себе столько же удовольствия, сколько он мог получить от лошади. Умственный процесс в этом случае заключается, во-первых, в уравновешивании одного удовольствия другим и, во-вторых, в измерении замененного удовольствия его издержками. Посредством этих двух операций владелец лошади определяет, сколько она ему действительно стоит. Конечная мера в этом случае есть мера страдания; ибо конечный ущерб, приносимый человеку лишением его одного из средств удовольствия, проявляется в виде необходимости принести личную жертву известной величины, в стремлении обеспечить себе то, что действительно заместит этот источник удовольствия.

Именно этот, непрерывно занимающий людей процесс, в котором они определяют важности обладания одной вещью, устанавливая, во сколько обойдется получение совсем другой вещи, обнаруживает одно специальное значение изучения эффективной полезности. Человек стремится к счастью вообще, а форма, в которой оно придет, имеет второстепенное значение. Измерение благосостояния, рассматриваемого таким абстрактным образом, есть сокровенный, но доминирующий факт в обмене. Человек может быть монопольным обладателем одного из средств, способствующих счастью, и все же он не может установить свою собственную цену на свои товары. Она определяется издержками, налагаемыми на общество, стремлением обеспечить любыми средствами одинаковое количество счастья. Пошлина за пользование дорогой, ведущей в рай, ограничивается наличием многих возможных дорог. Эффективная полезность, какова бы ни была ее форма, измеряется чисто количественным путем. Она измеряется обществом как целым, и здесь именно заключено значение фразы: "мера эффективной социальной полезности", которая в ранних работах автора употреблялась как синоним ценности. Ударение ставилось на слово "социальной". Цена вещи измеряет ее значение не для одного человека, но для всех людей в их органическом отношении друг к другу. Действительная способность предмета оказать услугу изменяется в зависимости от различных индивидуальных потребителей; но для общества как целого она постоянна. Цивилизованный человек - специалист. Он производит единица за единицей продукт одного вида и вручает его обществу. Поэтому процесс измерения, определяющий величину ценности, должен быть прослежен в тайнах специфически социальной психологии. По своей Природе процесс существенно прост, проще даже, чем действие человека, решающего, как важна для него лошадь, путем выяснения, сколько он должен проработать для получения лодки или теннисного снаряжения.

В этой связи необходимо теперь придать определенность значению слова "социальный". Имеется такая вещь, как единица социального преуспевания или ущерба. Бывает, однако, что ущерб является более пригодным для целей измерения, чем преуспевание, и, таким образом, конечная единица ценности есть жертва, связанная с затратой определенного количества специфически социального труда. Короче говоря, общество определяет ценность вещи путем установления количества труда, необходимого для ее замещения или получения ее эквивалента.

В своей простейшей форме разделение труда означает, что определенный вид блага доводится до состояния законченности одним человеком. Он - специалист в таких пределах, которые позволяют ему быть производителем целого ботинка, или часов, или стола. Обрабатывая сырье, полученное от природы, он вручает его обществу в форме, пригодной для конечного использования. Но разделение труда, конечно, пошло гораздо дальше той ступени, на которой всякий человек начинал изготовление вещи и его завершил. Большая часть труда выполняется теперь очень сложными группами, и функция индивидуума ограничена мелкой, но различимой частью процесса. Принцип, который мы изучаем, не затрагивается, однако, этим фактом. И мы яснее представим себе дело, если сначала исследуем общество более примитивного типа, для которого можно предположить, что предметы целиком изготовляются отдельными работниками. По мере того как подобные блага день за даем покидают руки изготовившего их человека, они непрерывным потоком предложения начинают искать покупателей. Ни один человек не возьмет большого их количества, но общество возьмет их целиком. Мы можем даже предположить, без ущерба дам исследуемого принципа, что каждый человек в обществе берет, по крайней мере, одну единицу. То, что каждый класс благ изготовляется в большом, числе одним человеком, а потребляется в единственном числе многими людьми, это существенное обстоятельство необходимо заметить. Благосостояние, которое доставляется предметом его потребителю, может быть лучше всего измерено им самим, и он делает эту оценку непрерывно. Купить ли мне этот предмет? Не урежет ли плата за него мой доход и не лишит ли чего-нибудь такого, что имеет для меня большее значение? Что более желательно иметь: этот предмет или какой-либо другой, равной стоимости? Сами по себе эти сравнения дают только грубые пропорции, а не суммы; а пропорции эти различны для всех различных членов общества. Если бы каждый человек мог измерить полезность предмета тем усилием, которое нужно затратить для его получения, и если бы он располагал неизменной единицей усилия, он мог бы выразить полезность известного числа различных предметов в виде общей суммы. Подобным образом, если все общество действует реально, как один человек, оно делает такие измерения для всех товаров, и затруднение, связанное с наличием большого числа измеряющих лиц, исчезает. Рынок обеспечивает этот результат, потому что общество действует как единица, как отдельный покупатель.

Ограниченность человеческой восприимчивости при измерении благосостояния, родственна ограниченности человеческого глаза при измерении силы света. Можно утверждать, что в двух случаях сила света одинакова, но невозможно сказать, основываясь на простом восприятии глаза, во сколько раз свет в одном случае более силен, чем в другом. Можно сказать, что два удовольствия равны, но нельзя сказать, что одно как раз в два раза больше другого. Возможно, однако, установить, когда страдание и удовольствие взаимно возмещаются; и если мы можем сравнить многие виды удовольствия с одним видом страдания, то мы получим в результате возможность и сравнить удовольствия друг с другом и получить общую сумму многих различных удовольствий. Если человек знает, что для получения одного удовольствия он прошел бы милю, а для получения другого прошел бы в два раза больше, то он может узнать, что благо, доставленное второй прогулкой, в два раза ценнее, чем благо, доставленное первой прогулкой, и что выгода, принесенная этими двумя благами, есть возмещение трех прогулок по одной миле каждая. Нечто сходное делает общество, но только не так грубо.

В начале всякой попытки измерить богатство трудом мы сталкиваемся, независимо от принятого метода, с той трудностью, что богатство производится трудом с помощью средств производства. В этом случае имеется капитал, а он является результатом жертвы, именуемой воздержанием. Ни одно из наших материальных удобств не создается одними усилиями работников без помощи средств производства. Эту трудность можно преодолеть, взяв в качестве мерила издержек предельный труд. Оставляя капитал предприятия совершенно неизменным, введите небольшое количество добавочного труда, и какой бы продукт ни был произведен этим добавлением, он фактически обязан своим происхождением только труду. Можно сказать, что некоторая часть запаса любого товара, выбрасываемого на рынок, вменяется наличию конечного приращения труда. Оставляя капитал неизменным, отнимите одного или двух человек от каждого предприятия, изготовляющего данный предмет, и это приращение перестанет возникать. Верните людей, но не делайте никакого другого изменения, и эта предельная часть продукта снова появится. Этот фактически не располагающий ничьей помощью труд есть единственный вид труда, который может измерить ценность. Попытки использовать трудовые мерила быстро оказались несостоятельными вследствие того, что им не удалось отделить капитал от того труда, по которому измеряется продукт. В предшествовавших главах этой работы было показано, что продукт предельного труда есть фактический продукт всего труда. И этот факт, позволяет нам отделить весь труд от применяемого капитала и найти, какая часть всего продукта производства вменяется исключительно труду.

Труд, кроме того, состоит из конкретных действий людей; а они также несходны друг с другом, как различные предметы, которые нужно ими измерять. Можем ли мы суммировать труд, заключенный в рубке дров, игре па скрипке, работе наборщика и т. д.? Кажется, что сложить различные действия, образующие общественный труд, так же трудно, как сложить продукты, образующие общественное богатство. Необходим всепроникающий элемент, который бы входил во все действия и мог бы быть измерен. Такой элемент может быть найден, ибо подобно тому, как полезность обща всем товарам, так личная жертва обща всем разновидностям труда. С одной стороны, имеется услуга, оказываемая человеком человеку, а с другой стороны, есть возлагаемое на него бремя. Социальная самопомощь - акт человечества, обслуживающего свои потребности, - образует весь экономический процесс. Человек воздействует на природу, придавая ей полезную форму, и болезненно испытывает на себе ее противодействие в течение этого процесса. Усовершенствованная природа затем работает на человека, на потребителя и оказывает на него уравновешивающее и благоприятное действие. Если мы сможем найти ту точку, в которой неблагоприятное противодействие в точности балансирует и измеряет благоприятное воздействие, то мы сможем тогда оценить удовольствие в терминах страдания.

Работа становится с каждым часом все более тягостной для человека ее выполняющего. Бремя ее сначала легко, но оно становится тяжелым. Для едва перебивающихся членов беднейшего класса общества она становится обременительной до почти непереносимой степени в послеобеденные или вечерние часы, оставаясь более легкой в конце для более квалифицированного труда. Во всех случаях, однако, именно последние часы обременяют работника и испытывают его готовность продолжать работу на предприятии. Он может работать в течение двух часов с удовольствием, в течении четырех часов бодро, в течение восьми - с покорностью и в течение десяти часов - с зарождающимся возмущением.

Действительное количество часов, затрачиваемое на труд в высоко организованном обществе, не предоставляется, конечно, полностью на выбор индивидуума. При работе группами выгодно начинать и кончать работу вместе. Принцип, определяющий продолжительность нормального рабочего дня, действует, однако, несмотря на этот факт, и он может быть обнаружен при изучении более простых условий. Мы забудем, поэтому, на время, что массы людей связаны с паровым свистком.

Изолированный работник является потребителем своих собственных продуктов, и он естественно каждый день продолжает свою работу до того момента, когда уже не стоит работать больше. Дополнительный продукт мог бы быть получен посредством продления тяжелого труда, но выгода от получения его не могла бы компенсировать жертвы, связанной с изготовлением. Человек уже устал и он чувствует тягостность своего з�