Главная  Читальня  Ссылки  О проекте  Контакты 

Людвиг Эрхард. "Благосостояние для всех" - Глава VII. Картели - враги потребителя

Понятие «социальное рыночное хозяйство» приобрело всеобщее признание теперь не только в Германии. Даже противники моей экономической политики вынуждены считаться с этой формулировкой. Но экономическая политика может называться социальной только в том случае, если она способствует тому, что хозяйственный прогресс, повышение производительности и увеличение продукции идут на пользу потребителю. [36]

Наилучшим средством для достижения этой цели в рамках свободного общественного строя была и остается конкуренция; она является главным устоем этой системы. Социальное рыночное хозяйство обязывает меня поэтому обратить все мое внимание на тенденции к объединению в картели так же, как и на различного рода стремления, направленные на ограничение конкуренции, и объявить им борьбу.

Карло Мёттели в своей статье «Профсоюзы и хозяйственный порядок» в сборнике «Хозяйство без чуда» (издательство Buigen Reaitech-Veriag, ErIenbach/Zurich, 1953 г., стр. 303), справедливо обращает внимание на то, что свободный хозяйственный порядок вынужден защищаться не только от нападок со стороны профсоюзов, но и что «в лагере работодателей, в свою очередь, готовность воспринять порядок, по-настоящему основанный на конкуренции, оставляет желать лучшего». Стремление уничтожить свободу торговли и промыслов при помощи картельных сговоров едва ли меньше стремления трудящихся к коллективизму.

Вскоре после назначения меня директором Управления по делам хозяйства (2 марта 1948) я принял меры к разработке проектов для немецкого закона о картелях. Эта инициатива нашла свое отражение в так называемом «Законе об основах распределения и политики цен после денежной реформы» от 24 июня 1948 года. В части третьей моего проекта говорится: «Поскольку государство не регламентирует обращение товаров и оказание услуг, должен применяться принцип конкуренции. В случае, если образуются хозяйственные монополии, они подлежат устранению, а до этого они должны быть подчинены государственному надзору. Проект собственного германского закона о картелях должен быть в кратчайший срок представлен Хозяйственному совету».

Нелишне вспомнить, что первый германский послевоенный парламент значительным большинством голосов одобрил эту формулировку. Незадолго до принятия этого решения Хозяйственным советом, а именно 12 февраля 1948 года, американское и британское военные управления каждое для своей зоны, издали постановление о запрете чрезмерной концентрации германской экономики и о проведении декартелизации. Военные управления оставляли за собой право проведения соответствующих мероприятий в жизнь.

Согласно заявлениям союзных властей, особенно генерала Клея, эти законы военных властей должны были дать лишь правила для переходного времени. Окончательный порядок установит германский закон о картелях, который должен будет заменить упомянутые постановления военных властей. Правда, в то время такой германский закон еще нуждался в утверждении военным управлением. Кроме того, Контрольное бюро двух зон (британской и американской) предложило Хозяйственному совету представить проект закона, который соответствовал бы идее Гаванской хартии от 24 марта 1948 года: иными словами, в этом законопроекте должен был быть предусмотрен запрет ограничений конкуренции. создания картелей и иных форм ограничения экономической свободы.

Из этого положения исходила первая немецкая попытка законодательным путем разрешить эту невероятно трудную проблему. По моему поручению, комиссия экспертов представила 5 июля 1949 года свой первый проект закона об обеспечении свободной конкуренции и, далее, проект закона об учреждении ведомства по делам монополий. В составе этой комиссии экспертов числились, помимо иных специалистов, также знатоки картельного права, как, например, д-р Вальтер Бауэр, профессор Франц Бем, д-р Пауль Йостен, д-р Вильгельм Кеппель, профессор Вильгельм Кромпхардт, профессор Бернгард Пфистер.

Неприятие монополии

Ввиду ограниченного срока полномочий Хозяйственного совета я не имел возможности провести эти планы в рамках франкфуртского собрания (Хозяйственный совет. - Прим. пер.). Но в те месяцы я не раз старался разъяснить общественному мнению основную мысль моей антикартельной установки. Так я высказался очень недвусмысленно в журнале «Фольксвирт» от 16 декабря 1949 года:

«В развитии конкуренции я вижу лучший залог того, что постоянное повышение производительности, не прекратится, что будет иметь место справедливое распределение и национального дохода и национальной продукции. В интересах действительно «социального» рыночного xoзяйства я не могу отказаться от этой движущей силы... Плановое и принудительное хозяйство, организуемое самими предпринимателями, кажется мне не менее недопустимым и вредным, чем правительственное принудительное хозяйство. Такое хозяйство не может быть определено по примитивной формуле приятия или неприятия картелей...

Следует помнить, что все соглашения об ограничении рынка, особенно в области цен, в конечном итоге ставят своей целью ограничение конкуренции. Это верно, несмотря на все многообразие явлений, задач: и устремлений при практическом применении картельной политики, и несмотря на ее бесчисленные нюансы и оттенки...

В моих глазах эти попытки являются грехом против святого духа самой жизни, сокровенная сущность коего заключается в превращении, движении и развитии; поэтому здесь и бессильны все неуклюжие средства регулирования и стабилизации, свойственные плановому хозяйству».

27 декабря 1949 года я следующим образом формулировал свои мысли, выступая по Баварскому радио:

«Свобода господствует только там, где не злоупотребляют властью для подавления свободы, где она укоренена в кодексе нравственности и права того или иного народа и становится общеобязательным законом, высшей ценностью самого общества».

На съезде христианских демократов в Госларе 22 октября 1950 года я назвал будущий немецкий закон о картелях ядром социального рыночного хозяйства, причем «не должно быть допущено частнохозяйственное использование позиций силы, имеющих источником организационную или юридическую основу, для стеснения свободной конкуренции. Федеральное правительство должно получить в руки действенное орудие против явных или тайных соглашений о ценах». В этом законе о картелях должны «найти применение и быть претворены в жизнь лучшие принципы нашей политики социального рыночного хозяйства». Этот закон получит значение завершения целого этапа развития в истории германского восстановления.

Никаких американских приказов

Подобных высказываний я мог бы привести множество. Я только восстанавливаю их в памяти, чтобы показать, что каждый гражданин, который подавал в 1949 и 1953 годах свой голос за теперешнее правительство (т. е. за правительство Аденауэра. - Прим. пер.) и, тем самым, высказывался за социальное рыночное хозяйство, признал этим и эту антикартельную установку, разве что он исходил из расчета на внутреннюю нечестность политики. Сегодня еще всплывает от поры до времени во время дискуссий глупейший и коварный упрек в том, что разработка законопроекта о картелях имела место в результате американских приказов или является отражением американского мира идей. По этому поводу мы разрешим себе короткое разъяснение.

При моих усилиях в этой области мне никогда не приходилось встречаться с американскими приказами, а тем более подчиняться таковым. Правда, образ моих мыслей и чувств весьма схож с тем, который способствовал столь явным успехам американского хозяйства и который, наряду с чисто научными соображениями, укрепил во мне убеждение в том, что все ограничения свободы конкуренции являются вредными.

Чтобы не грешить против исторической правды, не надо замалчивать тот факт, что первое федеральное правительство, вступая в исполнение своих функций, согласно существовавшим тогда общим положениям, обязано было поставить свой проект антикартельного закона на совместное с Верховной Контрольной Комиссией союзников обсуждение. Последняя сообщила 1 декабря 1951 года, что рассмотрение этого обширного закона должно быть поручено экспертам. Обсуждения начались 11 декабря 1951 года. Они потребовали нескольких недель и нашли свое отражение в протоколах, которые могли бы составить целый том размера крупной энциклопедии.

Обсуждения велись во вполне деловой атмосфере. Сосредоточивались дискуссии на некоторых главных вопросах, например, на специфической форме картелей, создаваемых для проведения рационализации, на предписаниях в области приобретения и использования патентов и образцов. Со стороны союзных военных властей указано было на желательность внесения обязательных предписаний о свободе промыслов и о так называемых «предприятиях, господствующих над рынком».

Проект, который в дальнейшем был принят федеральным правительством, как раз противоречил в своей основной структуре принципам американского законодательства. Запретительный принцип проводится в Северной Америке строжайшим образом; германские законопроекты предвидели возможность предоставления исключений административным путем, что совершенно чуждо американскому праву. Уже это короткое указание может служить разъяснением тому, насколько неправдоподобны все неблаговидные утверждения о моем подчинении американской точке зрения на картели.

Федеральный кабинет министров первого периода полномочий парламента принял, наконец, - в начале 1952 года - проект, разработанный моим ведомством. 2 мая 1952 года он был направлен в Бундесрат (Верхняя палата парламента ГФР, но с ограниченными правами. - Прим. пер.), под обозначением: «Проект закона против ограничений конкуренции». Бундесрат занялся его обсуждением 23 мая 1952 года.

Здесь стоит также восстановить в памяти, что Бундесрат принял столь сильно оспариваемое запретительное положение параграфа 1 проекта. Данное решение было весьма значительной победой моей концепции, и это тем более, что несколько месяцев до этого подкомиссия Бундесрата, на которую были возложены «подготовительные работы по составлению федерального закона против ограничений конкуренции», предложила отменять «при помощи соответствующих практике рынка способов вмешательства, ограничения свободы конкуренции в тех случаях, когда создание картелей может привести к злоупотреблениям».

Федеральное правительство немедленно высказалось по поводу предложений Бундесрата и уже 16 июня 1952 года передало законопроект Бундестагу. Спустя десять дней имело место первое чтение законопроекта на 220-м заседании парламента. 12 месяцев, которые еще оставались в распоряжении Бундестага до конца его полномочий, оказались явно недостаточными, чтобы принять этот действительно сложный закон. Во всяком случае, уже в то время нельзя было не заметить, что разного рода противодействия со стороны противников общего запрещения картелей оказывали влияние на прения в парламенте. Эти противодействия сильно нарушали работу и отнимали немало времени.

Принцип запрета снова подтвержден

Я не замедлил представить на рассмотрение федерального кабинета министров, лишь немногие месяцы спустя после образования второго правительства Аденауэра, проект закона о картелях, идентичный тому, который был предложен парламенту первого созыва. Несмотря на яростные и повторные попытки провалить предложенный мною принцип запрещения, федеральный кабинет значительным большинством голосов принял 17 февраля 1954 года мой проект.

При этом кабинет выразил пожелание, чтобы Бундестаг при дальнейшем обсуждении вопроса исходил из результатов обсуждения в парламенте первого созыва.

21 мая 1954 года Бундесрат высказался по законопроекту. Несмотря на яростный и драматический характер обсуждений, предшествовавших этому заседанию, основная мысль проекта, которая нашла отражение в запретительном принципе в § 1, была принята большинством голосов. Правда, прошло потом несколько месяцев, пока федеральное правительство не решилось направить законопроект дальше на рассмотрение Бундестага. Ответственность за эту отсрочку до 22 января 1955 года лежит несомненно на мне.

Против моего проекта со стороны хозяйственных кругов все время выдвигалось положение, что народное хозяйство не может быть поставлено в условия неограниченной конкуренции до тех пор, пока государство при помощи налогов отнимает слишком большую долю дохода, который дает занимающимся хозяйственной деятельностью их труд. Так как эта аргументация, с материальной точки зрения, не была лишена известного оправдания, то я согласился на отсрочку на время обсуждения налоговой реформы, принимая к тому же во внимание, что в связи с работой над налоговой реформой парламент действительно был перегружен.

Этот перерыв дал еще раз возможность обсудить важнейшие положения законопроекта с заинтересованными кругами народного хозяйства, особенно с Федеральным объединением германской промышленности.

Эти переговоры привели 18 октября 1954 года к составлению обобщающего резюме этих дискуссий, часто неправильно истолкованному и много обсуждавшемуся. 24 марта 1955 года Бундестаг, на своем 76-м заседании, приступил к первому чтению правительственного законопроекта. В распоряжении парламента оставалось два года до истечения его полномочий. Этого времени было достаточно, чтобы рассмотреть даже такой сложный законопроект с самых различных точек зрения.

С разных сторон раздаются упреки, что рассмотрение закона шло медленно. Я сам достаточно ясно указал на многократные случаи противодействия законопроекту, проявлявшиеся на протяжении всех фаз обсуждения. Однако справедливость требует отметить, что здесь дело шло о законодательном оформлении весьма сложного вопроса, причем у законодателя был в распоряжении по существу только материал, опирающийся на отрицательный опыт, а частью не опирающийся ни на какой опыт.

Закон о защите потребителей

По поводу отсрочек и перерывов в рассмотрении закона я хотел бы заметить, что они были вызваны не только тактическими соображениями моих противников, но и тем, что я соглашался на отсрочки, желая получить от парламента закон действительно пригодный и соответствующий моим основным понятиям. Я имел основание надеяться, что с приближением конца полномочий парламента депутаты скорее будут склонны принять во внимание мои соображения, тем более, что дело касалось закона о защите именно потребителей. Однако, в дальнейшем эти тактические соображения не должны здесь служить предметом обсуждения. Для меня было здесь важнее изложить принципы моей точки зрения на картели - принципы, которые сохраняют силу при всех изменениях текущих вопросов дня.

Предварительно я должен ответить на вопрос, почему же я являюсь столь явно выраженным противником картелей. В связи с этим нельзя не коснуться прошлого хотя бы вкратце.

Я исхожу из опыта, подкрепленного исследованиями экономической науки, что народное хозяйство, основанное на конкуренции, является лучшей формой хозяйства как с точки зрения экономической, так и с точки зрения демократических принципов. Государство должно вмешиваться в жизнь рынка только в той степени, в которой это требуется для поддержания работы механизма конкуренции или для контроля тех рынков, на которых условия вполне свободной конкуренции не осуществимы.

Ни одно течение экономической мысли не отрицает, что в эпоху либеральной экономики человечество в смысле цивилизации сделало огромный шаг вперед. После того, как закостенелое цеховое устройство со своими хозяйственными, но также и этическими и сословными понятиями стало тормозом прогресса, восторжествовал принцип „laissez faire", открывший дорогу небывалым экономическим силам. В то время как цехи осуждали личную инициативу и передовые идеи, предприниматель начинавшегося XIX века мог сам все решать, как ему поступать со своей продукцией. Так как все предприниматели имели одинаковые шансы в рамках свободной деятельности, развилась конкуренция, а благодаря ей развился и «рынок», ставший центром перекрещения всех экономических интересов. Образующиеся под влиянием спроса и предложения рыночные цены давали такое направление производству и потреблению, которое шло на пользу всем.

На протяжении последних десятилетий XIX века выявились однако факторы, которые, с одной стороны, нарушали эффективность рыночного хозяйства, с другой - приводили к усиленным трениям социального и политического характера.

Силы, присущие самому рыночному хозяйству, а также мероприятия государства, привели к стеснению механизма конкуренции путем создания монополий и иных позиций, господствующих над рынком. Развитие техники со своей стороны лишний раз содействовало появлению определенных монопольных тенденций, так что равенство условий в конкуренции было, несомненно, повсюду нарушено.

Любая монополия таит в себе опасность того, что потребитель окажется обделенным, и к тому же она замедляет экономический прогресс. Отрицательные последствия стремлений к монополиям должны были тем сильнее дать себя знать, чем меньше были по своему масштабу те или иные народные хозяйства и чем больше они отгораживались от мирового рынка путем протекционистских мероприятий, или поскольку, используя такую изоляцию, частнохозяйственные монопольные позиции сознательно поощрялись путем хозяйственно-политических мероприятий. [43]

Пользоваться результатами хозяйственных достижений должны все

Краеугольным камнем такого взгляда на картели является мое убеждение, что в условиях свободной конкуренции дают себя знать силы, которые действуют в том направлении, чтобы достижения экономического прогресса и улучшение в методах труда не находили свое отражение в повышенных прибылях, пенсиях или синекурах, но чтобы все успехи шли на пользу потребителю. Социальный смысл рыночного хозяйства в том и заключается, что любой успех экономики, любое достижение рационализации, любое повышение производительности труда идет на благо всему народу и служит лучшему удовлетворению нужд потребителей.

По этим соображениям рыночное хозяйство не может быть отделено от свободной конкуренции; оно не может также отказаться от функции свободной цены. Кто захочет исключить функцию свободной цены, тот умерщвляет конкуренцию и содействует оцепенению экономики - и безразлично, проводится ли это государственными учреждениями или предпринимательскими организациями, как, например, картелями.

Последовательно придерживаясь такого образа мыслей, я всегда полагал, уже начиная с первого дня валютной реформы, что ограничение и устранение многочисленных форм влияния государства на цены является моей благороднейшей и важнейшей задачей. Всякий знает, что с этого времени я обосновал мою экономическую политику на принципе свободы, на принципе свободного выбора работы или деятельности, потому что действительно органический и гармонический порядок вещей может быть обеспечен только в определяемом свободной конкуренцией и свободным образованием цен свободном рынке.

Я решительно отвергаю любую форму бюрократически направляемого хозяйства и государственного принудительного хозяйства, и столь же твердо я намерен оказывать сопротивление другим формам коллективного воздействия на экономику. Между государственным и предпринимательским плановым хозяйством нет разницы ни в принципе, ни на практике. Если мы уж хотим, чтобы у нас установился и сохранился свободный экономический и общественный строй, то мы не смеем никому и ни одной группе предоставлять право истолковывать свободу по собственному вкусу и усмотрению и затем ее еще ограничить. Свободное хозяйство в моих глазах соответствует свободному предпринимательству. [23] Предприниматели не знают, что они делают, они поступают как самобичевальщики (флагелланты), когда они объявляют войну системе экономики, основанной на свободной конкуренции.

Я считаю свободу единым и неделимым целым. По моим понятиям политическая и хозяйственная свобода и свобода человека вообще составляют сложное единство. Немыслимо тут вырвать одну часть, чтобы не рухнуло и все остальное. [32]

Тайна рыночного хозяйства

Это осознание неделимости свободы должно заставить каждого политика, который заботится о всеобщем благе, осознать свою обязанность предоставить снова людям свободу после долгих лет политической несвободы. Это чувство ответственности побудило меня тотчас после принятия моей должности разделаться с той бредовой идеей, которая пыталась держать хозяйство и хозяйственников на поводу у государства. Этим я создал в сфере моего ведомства основную предпосылку настоящего демократического порядка; я помог прорваться свободе.

В том и заключается тайна рыночного хозяйства и его превосходство над любым видом планового хозяйства, что в рыночном хозяйстве как бы ежедневно и ежечасно осуществляются процессы приспособления, которые приводят к правильному соотношению спрос и предложение, национальную продукцию и национальный доход, и тем самым к равновесию. Тот же, кто не желает соревнования в производительности и свободных рыночных цен, упускает из рук все аргументы против планового хозяйства. [14]

Теперь мои противники могут поставить вопрос, не будет ли столь подчеркиваемая мною свобода предпринимателей слишком стеснена как раз тем, что предпринимателю не будет дано право использовать свою свободу так, как он найдет нужным, то есть в известных случаях пользоваться ею для ограничения свободы других предпринимателей? Я охотно соглашусь, что здесь речь идет об основном вопросе рыночного хозяйства современного типа. Поставить этот вопрос и на него ответить, - это значит вскрыть очевидную разницу между социальным рыночным хозяйством, которое мы стремимся осуществить в Западной Германии начиная с 1948 года, и либералистическим хозяйством старого образца. По моему мнению, социальное рыночное хозяйство как раз не предоставляет предпринимателю свободу исключать конкуренцию путем создания картельных соглашений, напротив, оно обязывает предпринимателя путем собственных достижений, соревнуясь с конкурентами, заслужить благосклонность потребителя. Не государство решает, кому надлежит занять первое место на рынке, и не предпринимательские организации типа картелей, но исключительно потребитель. Качество и цена определяют вид и направленность продукции и только п